Патриция Грассо - Во власти соблазна
– А как же. Он поедет с нами, а я позабочусь о еде и транспорте.
– Только вряд ли мы все поместимся в вашу карету, – усомнилась Рейвен.
– Верно, – согласилась Фэнси. – И поэтому мы не можем…
– У меня не одна карета, – прервал ее Степан, не желая слушать возражения. – Если хотите, каждая может поехать в отдельной. И даже Паддлз.
– Полагаю, двух карет вполне достаточно, ваша светлость. – Фэнси казалось, что ее загнали в ловушку. Неужели мама чувствовала себя так же? Во всяком случае, их много, а значит, она в безопасности, и князь рядом с сестрами будет изображать из себя джентльмена.
– Проводи его светлость в гостиную, – предложила Белл.
Фэнси смотрела, как ее сестры не спеша уходят в сторону кухни. Она заставила себя улыбнуться князю и показала на гостиную. Господи, как неловко она себя чувствует. До сих пор ей не приходилось разговаривать с мужчинами, кроме Алекса, конечно. Если сейчас она поговорит на все известные ей темы, о чем они будут беседовать за ужином?
– Садитесь, пожалуйста.
– Сначала вы, мадемуазель.
Фэнси села на диван и тут же поняла, что совершила ошибку, потому что князь сел рядом. Нужно запомнить на будущее.
– Вы уже видели «Таймс»? – спросил Степан. Фэнси кивнула.
– Успех не сделал вас счастливой?
– Я бы радовалась успеху, – сказала она, – если бы репортер воздержался от замечаний о моей личной жизни. Какое он имел право?
Степан вытянул длинные ноги, словно это был его собственный диван.
– Ах, такова высокая цена славы. Ее, если хотите, издержки.
Фэнси подняла на него глаза:
– Вы, наверное, смеетесь надо мной?
– Ни в коем случае!
Ее взгляд скользнул от темных глаз к чувственным губам.
– Не может быть, чтобы вам нравились такие заметки в газетах.
– Я научился не обращать внимания на вмешательство прессы в мою личную жизнь, – пожал плечами Степан. – Кроме того, репортер оказал мне услугу, отметив, что вы – моя. Теперь другие джентльмены не посмеют вас беспокоить.
– Я принадлежу себе, а не вам! – вспыхнула Фэнси. Она женщина, а не чья-то собственность. – Должно быть, вы слишком высокого мнения о себе, если считаете, что никакой другой джентльмен не сможет мной увлечься.
– Соревнование меня не волнует. – Степан сверкнул своей мальчишеской улыбкой. – Зачем пить воду, если можно смаковать самое лучшее шампанское?
Этот князь скоро лопнет от самомнения. Уводя разговор в сторону от личных тем, Фэнси сказала:
– Спасибо за розу, Степан.
– Ее совершенство напомнило мне о вас.
– А где вы нашли розу в это время года?
– Я отдыхаю, занимаясь садом, – ответил князь, – поэтому построил оранжерею в своем загородном имении.
– Вы сами вырастили эту розу? – Чаепития и садоводство как-то не вяжутся с образом распутника. – Полагаю, выращивание собственных роз здорово экономит деньги, если учитывать, скольким женщинам вы дарите цветы.
– Вот именно. Кроме того, работа в саду помогает мне сосредоточиться на придумывании возмутительных комплиментов.
Фэнси не выдержала и улыбнулась. Этот негодяй просто излучает очарование. Кроме того, у него прекрасное чувство юмора. Ее влекло к нему, и это тревожило Фэнси. Она машинально вытащила рогатку из кармана и начала крутить ее в руках.
– Что это?
Фэнси взглянула на рогатку.
– Это называется рогатка.
– Я имею в виду – что вы с ней делаете?
– Тренируюсь, чтобы отомстить Пэтрис Таннер, – ответила Фэнси. – Примадонна еще пожалеет о своей подножке.
Степан посмотрел на нее долгим взглядом.
– Насилие не решает проблем.
– Когда кто-то бьет меня, – сказала Фэнси, – я бью в ответ.
– Спасибо за предупреждение, ma petite chou,[9] – произнес Степан, и в голосе его слышался смех.
– И незачем называть меня своей маленькой капустой!
– Простите. Но вы выглядите восхитительно, обдумывая свою месть.
Может быть, князь ей поможет? Фэнси кокетливо улыбнулась ему и встала с дивана.
– Вы не против помочь мне поупражняться?
Князь поднялся вместе с ней.
– Буду счастлив.
Степан вышел вслед за Фэнси в столовую, где она взяла яблоко из вазы. Он улыбнулся, глядя, как она покачивает бедрами, шагая впереди. Они вышли в сад.
Остановившись, Степан осмотрелся и заметил фортизию и фиалки. Кроме того, в саду росло несколько кустов и большой дуб.
За цветами, растениями и деревом ухаживала любящая рука. Он мог бы поспорить на все состояние Казановых, что предмету его интереса не хватит терпения для такой работы. Она выглядит слишком страстной натурой, чтобы ценить уединение работы в саду.
– Возьмите это, ваша светлость.
Степан взглянул на крохотную бумажную мишень.
– Вы шутите?
– Пожалуйста! – Ее голос превратился в шелковистый шепот. – Ради меня!
Его губы задергались от желания расхохотаться. Эта дерзкая девчонка пускает в ход свое очарование, чтобы он подержал ее мишень! О женское коварство!
Степан слегка наклонил голову.
– Ради вас я сделаю все, что угодно.
Фэнси покраснела и протянула ему мишень.
– Поднимите руку в сторону и держите ее так.
Отсчитав десять шагов, Фэнси вытащила из кармана белый мраморный шарик, положила его на резинку и прицелилась. Улыбка князя мешала ей сосредоточиться, и она закрыла глаза, чтобы успокоиться.
– Вы не собираетесь стрелять с закрытыми глазами?
Фэнси не могла взять себя в руки, пока он смотрел на нее.
– Прошу вас, Степан, закройте глаза.
– Зачем?
– Ваш взгляд заставляет меня нервничать, а когда я волнуюсь, у меня дрожит рука.
Степан самодовольно улыбнулся. Ее волнение означает, что Фэнси влечет к нему. Впрочем, он в этом и не сомневался.
– Ваша светлость?
Степан закрыл глаза.
Фэнси положила шарик на резинку, прицелилась… и замерла.
Князь казался воплощением всех девичьих грез. Блестящие черные волосы и пленительное лицо в сочетании с телом воина приводили в смятение ее душу. Сердце девушки заколотилось, в животе и ниже, в сокровенном месте, все словно плавилось.
Степан открыл глаза.
– Почему вы медлите?
Фэнси смутилась. Отчего ее бросает в жар? От восхищения его мужественной красотой?
Она снова подняла рогатку и прицелилась. Бах! Шарик полетел к мишени, как голубь, стремящийся домой.
Ощутив удар, Степан открыл глаза и облегченно засмеялся.
– Точно в яблочко! Где вы научились так хорошо стрелять?
– Меня учил Алекс.
Степан пожалел, что спросил. Его хорошее настроение тут же сменилось раздражением.
– Мог бы и сам догадаться, – пробормотал он. – Чему еще научил вас этот образец совершенства?
