Виктория Холт - Сердце льва
Далее Ричарда обвиняли в убийстве Конрада Монферратского.
Это обвинение Ричард напрочь отверг.
Все знают, заявил он, что за убийством Конрада стоит Старик-Горец. Конрад ограбил его корабли, и Старик ему отомстил. А английского короля оклеветали, потому что он хотел отдать иерусалимский престол Ги де Лузиньяну. Но ведь потом было договорено, что корону получит Конрад! С какой стати было его убивать? Тем более что на трон после его убийства взошел вовсе не Ги, а Анри Шампанский.
Собравшимся эти доводы показались убедительными, и чаша весов склонилась в пользу Ричарда.
Тогда поднялся представитель Франции, заявивший, что Ричард изменил своему господину, Филиппу Французскому.
Ричард расхохотался так оглушительно, что под сводами большого зала еще долго звучало гулкое эхо.
— Это меня обвиняют в измене? — вскричал Ричард. — Милорды, если уж говорить о предательстве, то в нем повинен сам французский король. Он поклялся быть моим другом. Мы вместе должны были освободить святую землю, но Филипп нарушил обет, не вынес тягот войны. А возвратившись во Францию, хотел отобрать у меня королевство. Я же продолжал воевать в Палестине, соблюдая клятву, данную королю Франции. Разве это измена Филиппу? Нет, милорды, это Филипп предал нашу дружбу и нарушил все клятвы. Он воспользовался моим доверием. Неужели честный человек может так поступить? Вспомните, что он вытворял в мое отсутствие. Где же ваша совесть, милорды!
По залу пронесся гул. Все согласились с Ричардом. Французский король действительно его предал.
— Право, — говорили друг другу собравшиеся, — это подлый поступок — нападать на человека, который ведет священную войну!
Приспешники Леопольда Австрийского пожаловались, что Ричард осквернил их флаг, когда сорвал его со стены Аккры и в гневе потоптал ногами.
— Милорды! — ответил Ричард. — То была не единоличная победа Леопольда, но победа всего христианского воинства. А в такие моменты часто возникают распри между солдатами разных государств. Я командовал войском и старался подавить возможные волнения. А герцог Австрийский вел себя дерзко и не хотел трудиться наравне со всеми. В то время как даже я сам восстанавливал разрушенную стену города, герцог заявил, что он слишком благороден и не собирается нам помогать. Я сын короля, милорды, но не кичился этим, а делил со всеми тяготы похода. На войне без этого нельзя. Солдатам вредно видеть, что их полководцы отлынивают от трудов, но зато потом норовят прикарманить всю славу. Поэтому я не раскаиваюсь в содеянном. Повторись сейчас эта история, я бы поступил точно так же.
И смелые, прямые речи Ричарда и его благородство, почти сверхъестественная сила и неземная красота подействовали на собравшихся завораживающе. Генрих понял, что совершил большую ошибку, позволив королю предстать перед судом. Лучше было бы устроить разбирательство в его отсутствие.
Но Генрих был неглуп и, сообразив, что проиграл, не стал упорствовать, а подошел к Ричарду и обнял его на глазах у толпы.
— Теперь я вижу, — вскричал Генрих, — что короля Английского напрасно обвиняли в стольких грехах! И надеюсь, наше собрание со мной согласно.
В ответ раздались радостные крики.
«Наконец-то я поеду домой и приведу мои дела в порядок», — с облегчением подумал Ричард.
* * *Однако Генрих все еще не собирался выпускать из рук свою добычу. Несмотря на то что обвинения с Ричарда были полностью сняты, а папа Селестин осудил его заточение, император упорно твердил, что англичане должны заплатить за короля выкуп.
Поэтому Ричарда препроводили в замок Трифелс, который был выстроен на горе, окруженной дремучим лесом. Городов в тех краях не было и в помине, а до ближайшей деревушки, называвшейся Анвейлер, приходилось добираться чуть ли не полдня. С Ричардом обращались почтительно, его поселили в удобных покоях, позволили иметь при себе пажа и компаньона в лице верного Вильяма Лестанга. Но сторожили еще зорче, чем в замке Дюренштейн. Однако, по крайней мере, теперь все знали, где он находится, и Ричард надеялся, что мать постарается поскорее вызволить его из плена.
* * *Торговля с императором продолжалась несколько месяцев. Филипп подстрекал Генриха не выпускать Ричарда. Он боялся встретиться с ним лицом к лицу.
«Ричард меня презирает, — уныло думал Филипп. — Ему невдомек, что я наказан гораздо больше, чем он. Ну почему я всегда стремлюсь сломить, уничтожить тех, кого люблю? Нет, Ричард не может понять моих сложных чувств…»
Между тем Генрих Германский попытался извлечь из сложившейся ситуации максимальную выгоду.
Он явился к Ричарду для переговоров и заявил, что выкупил у Леопольда Австрийского право держать Ричарда в плену. И теперь желает покрыть издержки. Пусть Ричард отдаст ему английскую корону в обмен на свободу.
— Я лучше умру, — отрезал Ричард.
— Хорошо, сохраните корону, но согласитесь считаться моим вассалом, — умерил свои требования император.
В ответ Ричард только рассмеялся.
— Тогда заплатите мне семьдесят тысяч серебряных марок, — снова сделал уступку Генрих.
— Что-то многовато, — усмехнулся Ричард. — Вы думаете, мой народ так высоко меня ценит?
— Англичане пока верны вам и хотят видеть на троне героя крестового похода, а не Джона.
— Что ж, давайте посмотрим, смогут ли они набрать столько денег.
— Есть и другие условия. Дочь кипрского правителя — племянница герцогини Австрийской. Вы должны отдать ее на воспитание тетушке.
— С этим требованием я согласен, — кивнул Ричард.
— А в знак примирения с герцогом Австрийским, которого вы оскорбили в Аккре, согласитесь отдать в жены его сыну свою племянницу, сестру Артура Бретанского, которого вы назначили своим наследником.
— Будь по-вашему, — снова согласился Ричард.
— Тогда осталось только собрать деньги.
— Для этого потребуется время, — вздохнул король.
— Разумеется, — усмехнулся император.
— Но вы не можете держать меня в плену годами! Давайте договоримся, что, как только прибудет первая партия денег, вы меня выпустите.
Договор был подписан, и Ричард принялся считать дни до своего освобождения.
* * *Альенор сперва схватилась за голову, услышав про семьдесят тысяч марок, а затем начала лихорадочно собирать средства.
Поблажек не делалось никому. Каждый рыцарь обязан был внести в казну двадцать шиллингов. Все города и селения, все люди были обложены налогом. Пришлось раскошелиться даже церквям и монастырям, но Альенор поклялась, что берет у них взаймы.