Элизабет Стюарт - Роза и лев
Джоселин поморгала, стряхивая скопившиеся на ресницах слезы. Он опять удивил ее, как это часто бывало.
— Но ведь ваша дьявольская улыбка, милорд, так и заманивает их в вашу постель.
— Тогда я обязуюсь улыбаться только вам, миледи. Для остальных я стану мрачным рыцарем.
— Как будут страдать все женщины на нашей грешной земле!
— Хватит шуток! — воскликнул Роберт, нахмурившись, и она осеклась. — Нет женщины подобной тебе на свете.
Что могла ответить женщина, услышав подобное признание из уст мужа?
— Я хочу тебе исповедаться. Мне не нужна была эта девчонка из Лейворса. Я воображал, что обладаю тобой. Я мщу себе, за что, сам не знаю, употребляя это несчастное тело для своей естественной надобности.
— У женщин есть та же естественная надобность…
— О Боже! Что же за едкое жало!
— Брайан часто грозился его укоротить.
— Пусть оно жалит. В нем ведь нет яда?
— Для вас — нет, — прошептала Джоселин.
— Пусть эта ночь будет ночью признаний…
— И вы расскажете мне о Маргарет?
— Она была воплощением зла. Она обманывала всех — меня, своих любовников…
— Она родила вам сына…
— Адам жизнью расплатился за ее грехи.
— Я не такая, как Маргарет.
— Господь смилостивился и подарил мне тебя.
25
Всю весну Джоселин следовала за войском Стефана, наблюдая, как крепости сдаются или, наоборот, посылают Его Величество ко всем чертям. Ее свиту составляли женщины, такие же истосковавшиеся по мужьям жены, как и она сама.
Когда Роберт был с нею, краски всего окружающего мира менялись от серых до ярких, слепящих глаза. Но страшна была черная пелена, застилающая глаза женщин, когда выносили с поля боя тела убитых, разрубленных мечом или пораженных точно попавшей в цель стрелой. Ей пришлось утешать многих вдов и с трепетом выслушивать вместе с остальными женщинами хриплые выкрики герольда, зачитывающего список тех, кого уже нельзя излечить.
Круг союзников Стефана сужался с каждым днем, и все большая тяжесть давила на плечи Роберта де Ленгли, верного воина своего неудачливого короля.
Ужас, поселившийся в ее душе, Джоселин тщательно таила от мужа. В его присутствии она была неизменно бодра.
Обе враждебные армии кочевали по опустошенной Англии, но главные их силы, захватывая замки, съедая запасы и обрекая на голод смердов, как бы дразня друг друга, не вступали в главное сражение. Войско Анжу уступало силам короля, но было злее. Прошел слух, что король трусит. Истина была в том, что многие бароны, якобы верные ему, перешептывались между собой и посылали гонцов к Генри Анжу, ведя с ним тайные переговоры. Шпионы сновали по враждующим лагерям, и каждый воин был на подозрении.
Стефан гневался и все грозил противнику ответным ударом за позорное поражение при Малмесбюри, но его силы таяли, как снег под весенним солнцем.
А Джоселин, так любящей весну, приходилось терпеть всю эту муку.
— Мадам! Леди Джоселин!
Толпа женщин собралась у ее шатра в этот солнечный весенний день. Все леди и их служанки что-то хотели от нее. Может быть, до них дошли еще новые злостные сплетни?
— Что им надо?
Аймер был тут как тут. Он охранял ее шатер постоянно в отсутствие милорда.
— Они хотят знать, как долго продлится война?
— Что я могу сказать им на это? — удивилась Джоселин.
— На него может ответить ваш супруг.
— Разве он здесь?
— Он вернулся и сейчас разговаривает со Стефаном. Он просит вас прибыть в королевский шатер. Дела плохи, госпожа. Курьер привез неприятную новость. Графиня Гундрет Уорвик обещала открыть ворота всех своих крепостей воинам Генри Анжу.
— О Боже!
— Эрл Роджер, ваш друг, мадам, при этом известии тут же впал в беспамятство. Его до сих пор не могут привести в чувство. Милорд Роберт старается успокоить Его Величество, но это бесполезно, если вы, мадам, не убедите графиню Уорвик отказаться от своих слов.
Джоселин когда-то нравился муж Гундрет, владетельный граф Уорвик. Он был тогда парализован, не мог даже сесть на лошадь, но был желанным гостем в замке Монтегью и остроумным собеседником Джоселин. Его властная жена управляла им, но не до такой же степени, чтобы предать королевство. Ведь он клялся быть верным Стефану по гроб жизни.
Джоселин подбежала к шатру короля как раз вовремя. Он вышел и обратился к собравшимся не то с молитвой, не то с речью.
— Все покидают меня! Ты, Господь, превратил моих рыцарей в трусливых предательниц-женщин. Будет ли королевство управляться лживыми женщинами, ответь мне, Господь! В какой страшный тупик мы зашли? Нет больше ни чести, ни верности. Кругом лишь обман и предательство!
Джоселин огляделась, охваченная сомнениями. Стоит ли ей находиться здесь, в толпе, наблюдая зрелище, унизительное для каждого верноподданного? Но Роберт, заметив ее, приблизился и произнес с заметным облегчением:
— Слава Богу, вы пришли, мадам! Я уже собрался послать за вами герольда. Лорд Роджер ждет нас…
Де Ленгли взял ее за руку и провел в шатер, где за шелковым занавесом мучился на смертном ложе лорд Уорвик.
Джоселин опустилась на колени у постели умирающего. Его лицо было бледно как мел, пальцы скрючивались, а дыхание, хриплое, как у загнанного коня, сотрясало тонкие стены шатра.
— Я видела такое и раньше, — сказала Джоселин. — Иногда кто-то выживал, но чаще люди отдавали Богу душу. А если кто и выздоравливал, то лишался дара речи и был парализован. Я ничем не могу вам помочь, сэр.
Роберт стоял на коленях у постели больного бок о бок со своей женой, но при последних ее словах он вскочил.
— Что ж, они убили его наконец! Гундрет и Лестер. Это дело их рук. Молодой Робин радуется теперь, но я заткну ему в глотку эту радость! Сделайте что возможно, мадам. Прошу вас! Стефан вне себя, и я должен оградить его от дальнейшего безумства.
Джоселин провела несколько часов рядом с ложем эрла, но он так и не пришел в сознание. Его слуги осторожно перенесли тело хозяина в ближний шатер, и она последовала за ними.
Роберт, словно дежурный солдат, встретил ее у выхода из шатра, с вином и блюдом нарезанного на тонкие куски бекона. Он накрыл стол прямо на ветру.
— Ты голодна, моя милая.
— Спасибо. Но я боюсь, что не оправдаю ваших ожиданий, милорд.
— Он плох? Скажи мне правду, моя врачевательница.
— Его жизнь на волоске… В руках Господних.
— Как и наша с вами, мадам.
— Стефан по-прежнему в ярости? — спросила Джоселин.
— Нет. Теперь он в полном упадке. Я предпочитаю говорить с ним, когда он зол, а не плачет, как неразумное дитя. Он стал бормотать что-то о покойной королеве и о том, что церковь не признает Юстаса его наследным принцем. Тяжело выслушивать все это. Тут уж никакая армия не поможет.
