Филиппа Грегори - Вечная принцесса
— Шотландцы…
— Мы победим шотландцев, — твердо сказала Каталина. — Мне известно об опасности, которую они представляют.
— Не для того я позволила ему жениться на тебе, чтобы ты развязала войну. — Темные глаза старухи сверкнули бессильным негодованием.
— А вы и не позволяли. Вы были против с самого первого дня, — отрубила Каталина, не обращая внимания на хныканье камеристки, что умирающим не противоречат. — Но я-то вышла за него как раз затем, чтобы он пошел в Великий Крестовый поход.
— Пообещай мне, что не отпустишь его на войну, — выдохнула старая дама. — Я требую этого на моем смертном одре. Я требую этого от тебя. Священный долг — выполнить слово, данное умирающему.
— Нет, — покачала головой Каталина. — Никаких священных обетов. Я уже один дала, и он дорого мне стоил. Никаких обетов. Тем более вам, мадам. Вы свое прожили, как считали нужным, выполнили свою задачу. Теперь моя очередь. Я увижу своего сына королем Англии, а может, и Испании тоже. Я увижу, как мой супруг ведет победоносную войну против мавров и турок. Я увижу, как моя страна, Англия, занимает подобающее ей место в мире. Я увижу, как Англия станет сердцем Европы, возглавив христианский мир. Я буду защищать ее и заботиться о ее процветании. Я стану такой королевой Англии, какой вы никогда не были.
— Нет… — выдохнула умирающая.
— Да, — непреклонно сказала Каталина. — Стану, и буду ею до самой своей смерти.
Миледи Бофор, задыхаясь, с усилием оторвала голову от подушки.
— Молись за меня, — приказала она так, словно накладывала проклятие. — Я выполнила свой долг перед Англией, перед Тюдорами. Позаботься о том, чтобы меня поминали как королеву!
Каталина подумала. В самом деле, если бы эта женщина не потрудилась во славу своего сына и своей страны, Тюдорам на троне не бывать.
— Я буду молиться за вас, мадам, — согласилась она. — И пока в Англии звучат заупокойные мессы, пока существует в Англии святая Римско-католическая церковь, ваше имя не забудут.
— Во веки веков, аминь, — произнесла умирающая, свято веря, что есть вещи, которые никогда не изменятся.
— Аминь, — подхватила Каталина.
Меньше чем через час она умерла, и я стала королевой, правящей королевой, даже до того, как меня короновали. Никто при дворе не знает, что делать, никто не может отдать внятного распоряжения. Гарри никогда еще не распоряжался королевскими похоронами. Откуда ему знать, что делать, с чего начать, какие почести отдать усопшей, сколько плакальщиц назначить, где хоронить и с каким церемониалом?
Я призываю к себе герцога Бэкингема, который столько лет назад, когда я только прибыла в Англию, вместе с Гарри выехал на полдороге меня приветствовать, — теперь он при дворе лорд-распорядитель — и еще леди Маргарет Пол. Мне приносят Королевскую церемониальную книгу, написанную самой покойной бабушкой короля, и я приступаю к делу.
Удача: раскрыв книгу, я обнаруживаю три страницы рукописных распоряжений. Тщеславная старая дама подробно расписала весь порядок собственных похорон. Мы с леди Маргарет только качаем головой. Тут есть все: и сколько епископов, факельщиков, плакальщиц и прочего наемного люда должно участвовать в церемонии, и как следует убрать улицы, и сколько времени держать траур. Показываю список Бэкингему — он не произносит ни слова, но улыбается и качает головой. Скрывая глубоко в душе недостойное торжество, я беру перо, окунаю его в черные чернила, почти все убавляю наполовину — я начинаю отдавать приказания.
Это было спокойное погребение, прошедшее гладко и достойно, и каждый знал, что руководила всем «испанская новобрачная». Те, кто не понимал этого раньше, теперь уразумели, что девушка, которая семь лет ждала, чтобы взойти на трон Англии, отнюдь не тратила времени зря. Она уяснила нрав и предпочтения английского народа, уяснила, какие представления ему по вкусу. Уяснила она и вкусы придворных: что почитается изящным и подобающим, что кричащим и неуместным. И, будучи принцессой по рождению, она умела командовать. В эти дни, предшествующие коронации, Каталина окончательно утвердилась как королева, и те, кто игнорировал ее в годы нищеты, теперь зауважали и полюбили ее.
Их восхищение она принимала так же, как когда-то принимала презрение: вежливо и спокойно. Она знала, что отныне со всеми вопросами придворной жизни люди будут идти к ней, а не к Гарри. После этого триумфа никто не попытается потеснить ее или выжить.
Мы решили не откладывать нашей коронации, хотя с похорон миледи Бофор, бабушки короля, прошло совсем немного времени. Приготовления все сделаны. Зачем, рассудили мы, портить радость городу и удовольствие людям, которые съехались со всей страны, чтобы поглядеть, как малыш Гарри наденет корону своего отца. Говорят, есть такие, кто пешком явился из самого Плимута, на берег которого когда-то я сошла, приплыв из Испании, — испуганная, измученная качкой девочка… Не станем же мы объявлять, что празднества по поводу нашего с Гарри восшествия на престол отложены из-за того, что сердитая старуха не вовремя умерла. Люди ждут праздника, решили мы, и не следует им отказывать.
Сказать по правде, это Гарри не в силах вынести отсрочку. Он обещал себе торжество и ни за что не согласится его отложить. И уж конечно, не из-за старухи, последние годы так мешавшей ему жить по-своему.
Я не возражаю. На мой взгляд, леди Бофор в свое время насладилась властью, но теперь-то настало наше время. Итак, я решаю — а теперь все решаю здесь я — коронацию не откладывать. И мы не откладываем.
Я знаю, что Гарри лишь внешне скорбит по бабушке. Это показной траур. В тот день, явившись к нему из опочивальни леди Бофор, я внимательно на него смотрела. По моему виду он понял, что она скончалась. Я видела, что его плечи поднялись и опустились, словно он освободился от бремени ее забот словно ее костлявая, любящая, крапчатая от старости рука, наконец, отпустила его. Я видела промелькнувшую на губах улыбку, след восторга, что он жив, молод и полон страстей, а ее больше нет. Но потом он старательно изобразил на лице приличествующую случаю скорбь, а я сделала шаг вперед, с видом столь же печальным, и в полагающихся выражениях сообщила ему, что миледи бабушка умерла, на что он ответил мне в том же тоне.
Я довольна, что он умеет лицемерить. В королевском дворце много дверей, говаривал мне мой отец, и король должен уметь входить и выходить так, чтобы никто не знал, что у него на уме. Гарри пока что мальчик, но когда-нибудь он станет мужчиной, ему придется принимать решения и вершить суд. Я запомню, что он способен говорить одно, а думать другое.