Лора Эштон - Тайна «Прекрасной Марии»
Он провернул пальцы внутри нее, пытаясь проникнуть еще глубже, и внезапно ее охватило иное чувство. Она застонала, не испытывая больше ни малейшего желания бороться.
Внезапно он вынул из нее свои пальцы. Адель издала крик, полный разочарования, и увидела, что Люсьен смеется над ней. Лишенная удовольствия, она гневно посмотрела на него, в то время, как он снял ее с колен и опустил на пол так, что она обнаружила себя стоящей на коленях. Он уверенно начал расстегивать свои брюки.
— Теперь я хочу поучить тебя кое-чему еще.
Одной рукой он взял ее за подбородок, другой достал свой инструмент: упругий и пугающе большой. В следующее мгновение он подтянул к нему ее голову.
Глаза Адели с ужасом раскрылись. Он ухватил ее двумя руками сзади за шею, так что она и не могла двинуть головой, и начал тереться о ее губы. Его собственные губы были слегка приоткрыты.
— Ну, открой ротик.
— Нет, — ответила Адель сквозь зубы.
— Ты мне, я тебе. Если ты хочешь получить от меня что-нибудь еще, делай, что я тебе говорю.
Адель закрыла глаза. «Когда мы будем женаты, — подумала она, — я прослежу, чтобы у него была любовница, но один раз я могу и потерпеть». Она открыла рот.
Пока Адель пыталась перебороть отвращение, Люсьен начал ритмично двигаться взад-вперед, но когда его дыхание участилось, она в испуге отдернула голову. «Нет! Он не должен! Он должен сделать несколько иную вещь, собственно, то, за чем она пришла сюда, он должен войти в нее».
Люсьен развеял ее страхи. Он не хотел, чтобы с ней случилась истерика.
— Ложись на сиденье, — сказал он.
Адель повиновалась, тем не менее испуганно посматривая на него. Но он только стянул с себя рубаху и штаны, и начал поигрывать ее грудями.
— Это сиденье слишком узкое, — сказал он после минутного молчания, — ложись на пол.
Адель очень болезненно восприняла эти команды, задевающие ее достоинство и уже совсем не подходящие для любви, но покорно улеглась на пол. Она не протестовала, когда он грубо раздвинул ее ноги. Пальцами он начал массировать ей клитор, что доставило ей удовольствие, и она расслабилась. Одновременно она была на верху блаженства, несмотря на собственное нежелание, и боялась представить, что он может еще выкинуть.
Люсьен знал это. Он дотянулся до корзинки, которую они привезли с собой, и вытащил оттуда нож с большой полукруглой рукояткой с набалдашником. Она с испугом посмотрела на него, но он перевернул нож и начал водить им ей по груди, животу и промежности.
— Ты ведь не много знаешь? — спросил он, — пора бы тебе чему-нибудь научиться.
Он убрал нож и склонился над ней. Он взялся за щиколотки ее ножек, обтянутых в черные чулочки, и раскинул их на противоположные сиденья. Он больно схватил ее за груди и объявил:
— Теперь пора, — в то время как она пыталась вздохнуть, все еще затянутая в корсет, который он спустил лишь настолько, чтобы освободить ее грудь.
Он вошел в нее. Она застонала. Вопреки унижениям теперь она желала лишь одного, чтобы он утолил разыгравшийся в ней аппетит. Возрастающие ощущения участили ее дыхание. Люсьен буквально вонзался в нее. Она цеплялась руками ему за спину. Его глаза остановились на ней. Она уставилась в них, ненавидя его за то последнее унижение, которое заставило ее захотеть его, даже теперь, когда наслаждение переполняло ее.
Эти глаза не отпускали ее, даже когда он кончил. В них был какой-то демонический блеск, когда он сильнее прижал ее к полу и в оргазме рухнул на нее.
Но уже минутой позже он поднялся с нее и надел штаны. Адель села и посмотрела на его спину, на которой уже снова была рубашка. Она попыталась найти в своем теле какие-либо ощущения, помимо смеси унижения и удовольствия, которые он породил. «В любом случае теперь у меня должен быть ребенок, — подумала она, — даже если придется делать это с Люсьеном до тех пор, пока Поля не будет. У Люсьена не будет по этому поводу угрызений совести, но зато будут у Поля. И совесть Поля приведет Люсьена к алтарю». Без помощи Люсьена Адель принялась одеваться, пока он уселся на место возницы и закурил сигару. У нее все болело и она начала побаиваться Люсьена. «Когда мы будем женаты, на двери моей комнаты будет висеть большой замок».
Шел ноябрь. Также полным ходом шли приготовления к выборам и праздникам. И если хозяин и хозяйка проводили много времени вместе, то слуги, которые обычно знают все, думали, что мистер Поль и мисс Салли снова были счастливы вместе, благодаря Богу, а мисс Адель получила то, что текло ей в руки.
Но Салли и Поля связывало нечто большее, чем дружба или партнерство. Однажды ночью, ближе к концу месяца, задняя калитка поместья «Прекрасной Марии» скрипнула, когда Поль распахнул ее. Он придержал ее для Салли, чтобы она снова не скрипнула. Если бы Тестут услышал, он посчитал бы нужным проверить, будучи уверенным, что поймает какого-нибудь воришку. Поль и сам чувствовал себя вором. Он был одет в охотничью куртку, в кармане которой был пистолет, а Салли — в темное платье, которое свисало ей до щиколоток. Осенний ветер шелестел листьями возле ее ног, и сова аукнула где-то в деревьях.
— Ты уверена, что справишься с Молласом? — спросил Поль.
— Не беспокойся, я встречу тебя на старой дороге.
Эта старая дорога проходила к северу от «Прекрасной Марии» мимо озера и далее в болота, заканчивалась она у развилки, у дома, который построил дед Поля Ле Клерк на просторах Луизианы, многие земли которой теперь сокрыты водой.
Салли исчезла в лунной темноте, а Поль пошел к старой каменной кухне. Крепкая деревянная дверь была закрыта на тяжелый замок. Воровато озираясь, Поль вытащил из кармана ключ. Он отослал Уилла, который всегда спал на кухне, в «Алуетт» с кобылой, которую надо было оплодотворить, и приказанием остаться на ночь. Остальным обитателям запрещалось выходить в такое время суток на улицу, но всегда была вероятность того, что кто-нибудь — особенно из детей — мог решить прогуляться при луне. То, что Поль намеревался сделать, было секретом, с которым он не хотел бы делиться ни с кем другим. То, что Салли была с ним, было иное. Салли придумала все это, и он нуждался в ней. Пока он мучился с замком, он подумал, что он начал смотреть на свою жену другими глазами.
Замок открылся, и Поль юркнул внутрь.
— Кто там? — Габриэль вскочил одним быстрым движением, протягивая вперед закованные в наручники руки, как бы защищаясь от того, кто пришел за ним.
— Это я, — прошептал Поль, — успокойся.
Габриэль уставился на него в темноте. Тонкий луч лунного света освещал лицо Поля. Габриэль уселся обратно на свое ложе.
— Я думал, это линчеватель. Боялся, что они решили ускорить свою работу. — Он с тоской посмотрел на Поля. — Я не вижу особой разницы, но я боюсь их больше, чем палача.
