Жюльетта Бенцони - Изумруды пророка
Когда господин Петтигрю открыл глаза, он не сразу понял, что к чему. Было по-прежнему темно, но поезд прибыл в Милан, и почти все пассажиры сошли с поезда. Разумеется, тех, за кем он должен был следить, и след простыл! При мысли о том, что скажет его работодатель, господин Альфред Оллард, обладавший вспыльчивым характером, он почувствовал легкий озноб. Как будто он недостаточно промерз в Люцерне, на лютом ветру около этой проклятой церкви, где окопался француз! Он так окоченел, что, само собой, оказавшись в теплом уютном купе, поддался навалившейся на него усталости.
Он даже не заметил, что поезд останавливался по тревоге, и потому теперь принялся рыскать по вокзалу в поисках своего подопечного. Разумеется, он никого не нашел и, удрученный этим, отправился в вокзальный буфет, чтобы поднять дух при помощи двух-трех чашечек кофе с граппой. Почувствовав достаточный прилив сил для того, чтобы помериться силами с судьбой, он направился к телефону, но, найдя его, внезапно передумал звонить. Господин Оллард не любит, чтобы его будили среди ночи. Вообще-то уже, наверное, наступило утро, но еще не рассвело. И, в конце концов, телефон здесь не поможет! Лучше всего было бы сесть в поезд, отправиться в Лугано и лично обо всем доложить. По крайней мере, застав хозяина врасплох, он сохранит за собой некоторое преимущество, а вот если он позвонит, господин Оллард будет закипать гневом все время, оставшееся до их встречи, а времени у него на это будет предостаточно.
Оттянув таким образом, насколько можно, неприятный момент, господин Петтигрю отправился изучать расписание поездов, затем взял билет и, поскольку до отхода поезда было еще несколько минут, вернулся в буфет выпить еще одну, четвертую, чашку кофе с граппой. После этого он почувствовал себя намного лучше. Господин Петтигрю был из тех людей, кто не любит излишне осложнять себе жизнь.
И все же ему пришлось отвечать за свои поступки, когда, войдя солнечным зимним утром в холл бывшей виллы «Мерлина», он неожиданно очутился лицом к лицу со своим работодателем.
— Могу ли я поинтересоваться, откуда вы явились? — спросил господин Оллард мягким тоном, который непременно встревожил бы более восприимчивого человека.
— Из… Милана.
— И чем же вы занимались в Милане?
— Я следил за известным вам человеком. Он взял в Люцерне билет до Милана. Тогда и я поступил так же.
И вы решили, что можете спокойно спать до конечной остановки? Вот только он, должно быть, сошел с поезда раньше, тот, за кем вы должны были следить, потому как только что я видел его здесь: он был в самом радужном настроении и вместе со своим сообщником спешил к парижскому поезду. И это означает, что сейчас за ними уже никто не следит!
— Вы хотите сказать, что я должен снова куда-то ехать? — простонал Петтигрю, раздавленный этим новым ударом судьбы.
— Слишком поздно! Даже для меня! На то, чтобы выехать из отеля такого уровня, требуется некоторое время, и я мог только посмотреть им вслед.
— Ну, так что же нам теперь делать?
— Сесть в следующий поезд. Вы, надеюсь, не рассчитывали на то, что я устрою вам отдых в роскошном отеле? Впрочем, вы возвращаетесь в Лондон: я достаточно на вас насмотрелся… А сейчас идите умойтесь: от вас разит этой мерзкой итальянской водкой..
— А кто займется ими? — спросил Петтигрю, который был совсем не прочь покончить с железными дорогами и вернуться к родному очагу.
— Я позвоню, пусть их кто-нибудь встретит, когда они сойдут с поезда. У них был такой довольный вид! Неужели они все-таки смогли раздобыть изумруды? Но, если так…
— Вы на них нападете?
— Ш-ш-ш! Такого приказа не было. Если они сядут в следующий Восточный экспресс с пересадкой на «Таурус-экспресс», мы все поймем. Это будет означать, что камни у них.
Через четыре дня, едва успев заново сложить чемоданы и наскоро успокоить маркизу де Соммьер, Альдо с Адальбером пустились в долгий путь через всю Европу и Малую Азию.
Часть четвертая
ВОРОВКА
11
СИЛОАМСКАЯ КУПЕЛЬ
Когда Морозини с Видаль-Пеликорном после утомительного путешествия добрались до Иерусалима и вошли в гостиницу «Царь Давид», первым человеком, которого они встретили даже раньше, чем портье, оказался лейтенант Дуглас Макинтир из генерального штаба. Он раздраженно вышагивал взад и вперед по холлу со стеком под мышкой, явно дожидаясь кого-то, кто никак не шел!
Внезапное появление двух наших путешественников подействовало на него, как пробившийся сквозь черные тучи солнечный луч. Лейтенант внезапно остановился с тем восторженным выражением на лице, какое появилось, должно быть, у святого Павла, увидевшего свет на дороге в Дамаск. Он до того обрадовался, что утратил свою британскую чопорность, и Альдо даже показалось, будто он вот-вот кинется ему на шею.
— Это вы! — воскликнул он по-французски. — Я так счастлив! А что наша княгиня?
Альдо, которого это множественное число в особый восторг не приводило, тем не менее широко улыбнулся Лизиному воздыхателю.
— Надеюсь, мы скоро ее увидим…
Не выпуская стека, Макинтир с силой ударил правым кулаком по левой ладони:
— Я так ужасно доволен!
— Но вы-то сами что здесь делаете?
— Я жду. — И, понизив голос почти до шепота, прибавил: — Я жду… как это у вас называется? Одну шишку? С которой я должен делать экскурсию и которая, увы, заставляет долго себя ждать! Но теперь это уже не имеет значения…
— Потому что вам хочется с нами поговорить? Послушайте, старина, мы очень устали и все в пыли. Нам надо отдохнуть и как следует вымыться. Так что, если хотите, давайте сегодня поужинаем вместе. Разумеется, в том случае, если вы вечером свободны.
— Я освобожусь… Великое спасибо!
Тем временем «шишка» спустилась в холл, и лейтенант поспешил ей навстречу.
— Ты правильно сделал, что пригласил его, — заметил Адальбер. — Судя по тому, что нам только что довелось пережить, ситуация здесь не из спокойных, и он может нам понадобиться.
В самом деле, положение в Палестине становилось все серьезнее. Относительное спокойствие, установившееся с тех пор, как знаменитая декларация Бальфура провозгласила создание национального очага для еврейского народа без ущемления прав арабов — хотя в этом обещании заключалось непримиримое противоречие, — постепенно разрушалось. Английское мандатное управление, старавшееся как-нибудь сделать так, чтобы и волки были сыты, и овцы целы, ничего не могло добиться. В обоих лагерях создавались группы решительно настроенных молодых людей; стычки и волнения вспыхивали ежедневно, и никто не мог предсказать, чем все это закончится: красивый план справедливого раздела между двумя общинами рассыпался в руках чиновников. И, поскольку турки не могли примириться с тем, что у них отняли господство над землями, где они в течение веков оставались полновластными хозяевами, на границах то и дело начинались беспорядки. Вот и «Таурус-экспресс», на котором прибыли друзья, подвергся нападению шайки грабителей, к счастью обращенных в бегство местным отрядом охраны, так что пассажиры отделались лишь испугом. Альдо проявил величайшую осмотрительность и постарался как можно лучше сберечь сокровище, которое вез с собой, и потому «Свет» и «Совершенство» вернулись в Иерусалим в его носках, что, возможно, было несколько унизительно, зато помогало сохранить тайну. Он не мог вынести мысли о том, что камни окажутся в грязных лапах разбойников с большой дороги. Морозини предпочел бы их проглотить, пусть бы даже это стоило ему жизни…
