Симона Вилар - Замок на скале
В камине тлели уголья. Анна бросила на них щепотку сухой травы, та вспыхнула, затрещала. Запахло вербеной, душицей и дикой мятой. Анна любила, чтобы в доме пахло травами, это отбивало запах сырости, который скапливался в период дождей в толстых стенах замка.
Потом она медленно расплела косу. За эту неделю у нее не нашлось времени даже для того, чтобы расчесать ее. Она вновь подумала о чане с горячей водой, но тут же прогнала эту мысль. Она так устала, что ей даже есть не хотелось. Перебросив на грудь жгут волос, Анна тонкими пальцами перебирала их, глядя на мерцающие в камине уголья, порой задремывая и покачиваясь в полусне.
Наконец она справилась с волосами и встряхнула ими – тяжелые и густые, они окутали ее, как плащ. Анна взяла из резной шкатулки гребень, но отложила его, сбросила башмаки и забралась в кровать. Следовало бы раздеться и поспать хотя бы одну ночь по-человечески, но не было сил оторвать голову от подушки.
И все же каким-то чудом она еще не спала, когда пришел Филип. Приоткрыв глаза, она видела его осунувшееся лицо, резко очерченные скулы. Он неотрывно смотрел на нее, расшнуровывая наручи, снимая налокотники.
Наконец скрипнула кровать под тяжестью его тела. По привычке она потянулась было к Филипу, чтобы положить голову на его плечо, но вздрогнула, почувствовав под щекой звенья кольчуги. Все мужчины в замке спали не снимая д спехов. Филип к тому же ухитрялся подниматься по несколько раз за ночь, чтобы проследить за сменой дозорных на стенах.
Она что-то недовольно пробормотала и отвернулась от мужа, успев услышать, как он негромко засмеялся. Теперь Анна спала по-настоящему, уткнувшись в мягкий мех одеяла. Филип здесь, рядом с нею. Он охраняет ее сон, он любит ее. А значит, она может быть спокойна. С ней и детьми ничего не случится, пока они вместе.
12.
Сейчас, когда огромный кухонный очаг был погашен, пространство кухни заполнилось мраком. Лишь в самом дальнем ее углу мерцал свет. Джон различил силуэты двух женщин, которые резали хлеб к завтрашнему утру, когда мужчины вновь пойдут на стены.
Дайтон слышал, как одна из них всхлипывает, а другая глухо что-то бубнит, утешая. Он узнал обеих. Плакавшая была беременной женой толстого добродушного Эрика, а другая – полная пожилая кухарка. Когда он приблизился, они обе разом повернулись к нему.
– Где пиво? У ребят во дворе глотки пересохли.
Беременная положила нож и, тяжело переваливаясь, пошла туда, где стояли огромные бочки. Джон знал, что зовут ее Агнес. Ратники в замке даже бились об заклад, кто из них сделал ей ребенка, а Толстый Эрик женился на ней лишь после того, как леди Анна дала за Агнес солидное приданое. Они поженились два месяца назад, и Агнес поначалу пыталась всячески игнорировать мужа, но, когда Эрика ранили при первом штурме в руку, так испугалась и так хлопотала возле него, без устали точа слезы, что даже подшучивавшие над их браком воины стали ее успокаивать, уверяя, что подобное ранение еще никого не сводило в могилу.
Цедя пиво в кувшин, она, глотая слезы, проговорила:
– Джон, ты сегодня видел Эрика? Дайтон кивнул. Агнес протянула ему полный до краев кувшин.
– Джон, скажи ему, что я буду за него молиться Пречистой Деве. И еще… Скажи, что я его очень люблю.
Дайтон фыркнул и, осторожно поддерживая кувшин, двинулся к выходу. «Этого еще не хватало! Служить вестником любви у солдатской потаскушки!» Он злился, хотя и понимал, что дело не в этом. Его трясло от страха. Этой ночью… Все должно свершиться ночью. Он видел, как люди герцога Олбэни сегодня покидали долину, а это было сигналом для него.
Выйдя из кухни, он несколько минут постоял, прислушиваясь. Все было тихо, лишь долетал негромкий разговор от одного из костров. Вокруг другого почти все спали. Жаль. Если он примется их будить, чтобы угостить пивом, это покажется подозрительным. Что ж, те, кто сейчас внизу под стенами, и так должны будут понять – он сделал все, что мог.
Дайтон осторожно поставил кувшин на каменный выступ, достал из-за пояса кожаный мешочек, развязал стягивающий его шнурок и высыпал содержимое в пиво. Осторожно взболтал кувшин и подождал, пока зелье растворится. «Это хороший порошок, – говорил ему Тирелл, вручая зелье. – Человек словно бы засыпает, и никто не замечает, как его душа отправляется в чистилище».
Прижимая кувшин к груди, он еще какое-то время медлил на крыльце, глубоко вдыхая сырой прохладный воздух. На душе было неспокойно, его знобило, и где-то в животе не утихала мелкая дрожь. Не проще ли было бы подсыпать этот порошок барону Майсгрейву – и все? Он так и сказал об этом Тиреллу, но тот только покачал головой.
Смерть Бурого Орла должна выглядеть естественной. Шотландцы должны убедиться, что они сами разделались со своим врагом. Так должна думать и Анна Невиль. Было и другое: он сознавал, что при всем желании не смог бы отравить Майсгрейва. Вряд ли тот доверчиво принял бы от него кубок. Солдаты же и напялившие кольчуги крестьяне уже привыкли к тому, что Джон Дайтон иной раз под вечер приносит к костру пиво. Пьет сам и угощает их. Они и сегодня ничего не заподозрят. Даже если он, как обычно, не сядет с ними у костра и не прильнет к круговой чаше.
Он пересек двор. У костра собралось довольно много людей, были и женщины. Дайтон забеспокоился, хватит ли пива на всех, но времени на раздумья не оставалось. Он протянул кувшин сидевшему ближе всех Толстому Эрику, но тот вдруг отказался. Это ничего не значило, но Джон подумал, что Эрик, несмотря на свою комплекцию, умелый воин и будет лучше, если его не окажется в живых, когда все начнется.
– На, пей, – вновь протянул кувшин Джон. – Это твоя жена налила его мне. Она просила передать, что молится за тебя.
Эрик улыбнулся, взял у Дайтона кувшин и лукаво подмигнул.
– Она у меня девка что надо!
Он хлебнул добрый глоток и передал кувшин сидевшему рядом крупному, мощного телосложения крестьянину. Тот отпил и протянул пиво сыну – пареньку лет пятнадцати, не старше. Мальчик выказал себя замечательным стрелком, и барон Майсгрейв сказал как-то, что, когда осада закончится, он непременно возьмет его в свой отряд. В долине это считалось почетным. Наблюдая, как мальчик с удовольствием пьет, Дайтон подумал, что ему не придется носить куртку буйволовой кожи с эмблемой Бурого Орла. Следом пригубила женщина, и кувшин пошел дальше по кругу.
В это время позади зазвенела сталь кольчуги – приближался сам барон. Кто-то из сидящих у костра предложил ему пива, но тот отказался. Назначая людей в караулы на стене, он назвал и Толстого Эрика, приказав тому принять пост на стене близ казарменной башни. «Это славно, – подумал Дайтон. – Именно там, где мне потребуется оголить стену. Теперь главное, чтобы зелье не подействовало быстрее, чем следует, и Майсгрейв ничего не заподозрил».
