Жюльетта Бенцони - Сын Авроры
В то время финансовое состояние Фавара оставляло желать лучшего, и предложение маршала было для него словно манна небесная, пролившаяся посреди пустыни. Желание Морица лицезреть мадемуазель Шантийи он воспринял с особым энтузиазмом по той простой причине, что 12 декабря 1745 года, незадолго до Рождества, женился на ней.
— Наконец, — сказал он, показывая жене письмо господина де Беркавилля и прилагавшиеся к нему деньги. — Наконец судьба улыбнулась нам — теперь на нашей стороне и деньги, и удача! Воистину, маршал — самый щедрый человек на всем белом свете!
— Важнее всего то, что там мы будем вместе, — отвечала его молодая жена. — Если бы ты не принял его предложение, сомневаюсь, что я бы согласилась быть в его труппе, ведь у маршала такая дурная репутация...
— Такая репутация у него сложилась только в самых «добродетельных» кругах, моя милая. А все остальные, напротив, его обожают. Да и к тому же мы ведь любим друг друга, и нам с тобой не на что жаловаться! — заключил Фавар, целуя свою жену.
И правда, эти двое были прекрасной парой, несмотря на значительную разницу в возрасте — целых семнадцать лет. Кондитер и сын кондитера, Шарль Фавар в один прекрасный день открыл в себе целых два таланта — к музыке и к поэзии, и он тут же загорелся идеей реализовать их в ярмарочных театрах в Сен-Жермене и в Сен-Лоране. Его комические произведения очень быстро стали пользоваться успехом. А Жюстина Дюронсере, больше известная как мадемуазель Шантийи, стала его любимой актрисой и исполнила главные роли во многих его пьесах.
Она родилась в Авиньоне, в семье музыканта и актрисы из бродячей труппы. Девушка жила любовью к театру и уже в семнадцать лет оказалась в ярмарочном театре в Сен-Лоране, где ее приметил Шарль Фавар и взял под свое крыло. И так как он был столь же очарователен и мил, как и его произведения, Жюстина, уже тогда выступавшая под именем мадемуазель Шантийи, сразу же влюбилась в него. Доподлинно неизвестно, кто же из них сдался на волю чувств первым, как и то, было ли это любовью с первого взгляда.
Невысокая, аккуратно сложенная, с каштановыми волосами, немного вздернутым носиком и необычайно темными и живыми глазами, Жюстина брала, что называется, не красотой, а молодостью, и несущественные недостатки ее внешности с лихвой компенсировались невероятной жизненной силой и живостью, остроумием и изяществом. В общем и целом она хоть и не была красавицей, но оставалась крайне привлекательной, а ведь это, возможно, самый опасный на свете тип женщин...
И счастливая пара с нетерпением ждала того дня, когда они присоединятся к человеку, которого оба считали своим личным «рогом изобилия».
* * *
Мориц с удовольствием принял бы их гораздо раньше, но его удерживала одна идея: под надежным прикрытием своей сдержанной и в то же время немного сумасшедшей повседневной жизни он вынашивал план, который зародился в его голове сразу после последней одержанной победы. План состоял в том, чтобы неожиданно напасть на Брюссель, жемчужину, которую австрийской короне в лице императрицы Марии Терезии[110] слишком долго удавалось сохранить нетронутой. Единственное, чего выжидал Мориц — это подходящего момента, и вот этот момент, как ему показалось, настал, в основном благодаря Карлу-Эдуарду Стюарту. Этому юному претенденту на престол из-за неспокойной обстановки за Ла-Маншем не удалось выбраться из Шотландии, где несколькими месяцами ранее он сумел объединить предводителей господствующих кланов, что, без сомнения, можно было считать немалым достижением.
После окончания роскошного бала, который он давал в Холирудском дворце, наследник двинулся завоевывать Англию. Еще до конца года ему покорились Манчестер и Дерби. Почувствовав, что ситуация приобретает опасный оборот, Георг II Ганноверский, действующий король Великобритании, выставил против Стюарта своего лучшего военачальника, герцога Камберлендского, которого пришлось отозвать из Фландрии. Именно такого «подходящего момента» и ждал Мориц Саксонский, чтобы нанести решающий удар по австро-английской коалиции. Этот план оставался тайной даже для высшего эшелона командования, ведь маршал прекрасно осознавал, что для приведения его в действие у него будет мало времени — юному Стюарту практически нечего было противопоставить герцогу Камберлендскому, и рано или поздно тот вернулся бы во Фландрию. То есть Морицу стоило поторопиться, но из-за проливных дождей болотистая местность между Гентом и Брюсселем стала совершенно непроходимой. Ему пришлось ждать первых морозов.
И они наступили 15 января 1746 года. В этот день Мориц, отправив гонца с письмом о намерении взять Брюссель в Версаль, отдал приказ о наступлении в атмосфере всеобщего изумленного молчания. Никто не знал о готовящемся нападении, даже сам Левендаль, друг и союзник, который как раз отбыл в Версаль, где король должен был наградить его голубой лентой[111].
Отступление французской армии быстро заметили австрийцы, которыми теперь командовал князь фон Кауниц, премьер-министр, имевший прекрасные дипломатические задатки, но не обладавший ни одним из качеств, необходимых для полководца. Он приказал городу готовиться к обороне и намеревался даже сжечь предместья, чтобы сделать эту оборону более надежной, как вдруг, к его глубочайшему удивлению, доставили следующее послание от маршала французской армии:
«В надежде, что Ваше превосходительство не сочтет за оскорбление мою вольность, продиктованную желанием сохранить прекрасные предместья, украшающие город Брюссель, я пишу вам это послание. Разрушение городов Ипр, Турне и Ат совершенно не осложнит мне взятие столицы, и ошибкой было бы считать, что здания за пределами защитной зоны могут дать какое-либо преимущество осаждающим; их уничтожение может принести пользу только в случае внезапного нападения, но есть и другие способы защитить себя от этого.
Ваше превосходительство, вы не должны видеть в этом письме уловку, стоит лишь вспомнить мои собственные шаги во время последней кампании в Лилле. Армия располагалась на Сизуенской равнине, и моей первой заботой было не позволить генералу, командовавшему в городе, сжечь предместья. Я, конечно же, не взял бы на себя смелость давать вам столь противоречащий здравому смыслу совет, если бы не мог доказать свою правоту».
Кауницу потребовалось несколько минут после прочтения этого необычного послания, чтобы прийти в себя, но он был достаточно умен, чтобы внять стратегическому совету своего врага: предместья не будут сожжены... Что даст Морицу прекрасную возможность без всякого шума захватить эти самые предместья.
