Джудит Тарр - Дочь орла
— Везде? По всей Германии? И даже во Францию?
— Во Францию отправился другой посол, — ответила Аспасия. — Но всюду, куда бы я ни направилась, ты можешь сопровождать меня. Даже если мы отправимся не дальше зала в этом замке.
— Мы отправимся гораздо дальше, — сказала Хильда. — Я уверена.
Аспасия с улыбкой покачала головой:
— Ты ведь не думаешь, что Генрих сдастся нам?
— Только не он, — отвечала Хильда доверительно. — Он теперь получил корону. Он вовсе не хочет лишиться ее. — Она закончила свою работу и отошла полюбоваться. — Я бы хотела поехать во Францию. Я никогда там не была.
— И я тоже, — сказала Аспасия, вставая. — Может быть, потом, когда кончится война, мы сможем поехать туда.
Хильда расправила складки платья Аспасии, потуже затянула ворот, украшенный драгоценными камнями. Аспасия вздернула подбородок. Хильда поднесла ей драгоценное бронзовое зеркало, которое явно у кого-то похитила, чтобы угодить царственной даме.
Аспасия и в самом деле сейчас напоминала императрицу Феодору. Оставалось надеяться, что и в интригах она окажется так же сильна. Она кивнула, заставив раскачиваться жемчужные подвески в ушах, и изгнала последние следы морщинок со своего лица.
— Пошли, — сказала она.
Аспасия уже находилась в зале, когда состоялся торжественный выход претендента на титул короля Германии. Аспасия не стала занимать трон. Она сидела на возвышении рядом с местом, предназначенным для императрицы, а за спиной у нее стояли Исмаил и двое самых представительных из ее свиты. В зале было много людей, целый штат придворных, которые не возражали против претензий Генриха, но никто не решился взойти на возвышение и заставить ее покинуть занятое ею место. Ее неподвижность была совершенной, почти священной неподвижностью византийских императриц.
Генрих был слишком увлечен своей новообретенной властью, чтобы испугаться, но он явно был обескуражен. Когда все придворные встали как один и приветствовали его как короля, она не шевельнулась, даже не повела глазами. Она еще в юности научилась смотреть прямо вперед и при этом видеть все, что происходит по сторонам. Не все приняли новый порядок. Некоторые только беззвучно шевелили губами. Другие явно чувствовали себя неловко. Тут есть над кем поработать.
Генрих двинулся через зал. Он останавливался время от времени, чтобы выслушать чьи-то приветствия, поощрительно хлопнуть кого-то по спине, склониться перед дамой. У Аспасии было достаточно времени, чтобы рассмотреть, сколько и каких людей сопровождали его. Множество епископов, черная туча священников. Высокородные вельможи в богато украшенных одеждах. А дальше, словно белое сияние, славяне: впереди, видимо, вождь — в витом ожерелье, а на голове сверкающий шлем персидской работы и персидской моды.
Так вот оно что! Генрих заключил договор с врагами. Она была поражена, но дальнейшее сразило ее окончательно.
Франки. Их отличали расшитые одеяния. На одном была пурпурная мантия поверх алой с золотом одежды. Аспасия знала его; он показал взглядом, что тоже ее узнает. Это был один из ближайших советников короля Лотара.
Ей понадобилось собрать все силы, чтобы сидеть не шелохнувшись и не покачнуться на своем месте. Слишком поздно. Слишком поздно что-либо предпринимать. Оттона не было среди сопровождающих Генриха, Франция стала на сторону Генриха, и Генрих носил корону так, как будто имел на нее право. Она злобно пожелала, чтобы корона стала для него слишком тяжела.
Наконец он добрался до возвышения и поднялся на него. Он легко уселся, откинув плащ, радостно улыбаясь в ответ на приветственные крики.
— Как тебе, должно быть, приятно, — сказала Аспасия, — наконец носить корону.
Он отвесил ей поклон, продолжая улыбаться:
— Приветствую тебя, моя госпожа Феофано Багрянородная.
Она оскалила зубы в улыбке.
— Моя госпожа Феофано, римская императрица, шлет тебе привет, но, как ты понимаешь, не поздравления.
— Нет, — отвечал он, — едва ли она их пришлет. — Сидя на императорском месте, он перегнулся через соседнее кресло, легонько постучав по нему кулаком. — Ты же знаешь, стоит тебе сказать лишь слово, и ты могла бы сидеть рядом со мной.
— А как же твоя уважаемая супруга? — спросила она.
Он покраснел от злости, но рассмеялся.
— Ты непреклонна, как всегда. Это ломбардцы позади тебя?
— Императрица Аделаида была так любезна, что дала мне в сопровождающие несколько верных людей.
— Она не стала задерживать тебя надолго. У тебя едва хватило времени съездить туда и обратно.
— Мне доверили поручение, — сказала Аспасия. — Я приняла его с радостью.
— Значит, мне надо нанять человека, чтобы он пробовал еду, перед тем как ее подадут мне? И охрану надо усилить?
— Вряд ли твоя жизнь в опасности, — ответила она. Она снова устремила взгляд в зал. Как принято при дворе, присутствующие вели собственные беседы, не обращая внимания на короля. От такой власти может закружиться голова.
Генрих откинулся на троне.
— Так чего же хотят женщины?
Он явно пытался ее обидеть. Она предпочла не заметить этого.
— Они хотят своего, — ответила она. — Империю. Императора.
Голос ее был спокоен. Он не дрогнул, не выдал того, как она боится его ответа.
— Нет никакого императора, — сказал он. — Только ребенок, названный королем без всякого на то права.
— Как это так? — поинтересовалась она. Никакого напряжения, никакой злости. Она спокойно наблюдала за игрой света на нарядах придворных в зале.
— Право мое, — сказал он, — а прежде было у моего отца. Он был побежден силой. А мне повезло больше.
— Ага, — удивилась она, — значит, право — это сила.
— И происхождение.
— Значит, ты сын правившего короля?
Генрих молчал. Она чувствовала дух его злобы, похожий на запах раскаленного железа.
— Ты приехала, чтобы ругать меня, как нашкодившего мальчишку?
— Нет, — сказала Аспасия. — Я приехала, чтобы сообщить тебе, что твой мятеж едва ли получит поддержку. К его святейшеству папе направлено посольство. Последуют ли за тобой твои епископы, если им будет угрожать анафема?
Его передернуло:
— Может быть, он не поддержит вас.
— Мне помнится, ты сам назвал его человеком Оттона. Он поможет императрице Оттона и его матери.
— Мои епископы верны мне. Они будут стоять за меня.
— Ну, надейся, — сказала Аспасия. Она с минуту помолчала. Затем осторожно спросила:
— А мой император? Как ты избавился от него теперь, когда ты в нем больше не нуждаешься?
