Кэтрин Коултер - Хозяин Соколиного гребня
– Выслушай меня, Клив, и ты поймешь, что у меня не было другого выбора. Твой отец вознамерился переспать со мной и сделать мне ребенка.
– Что?!
Клив с такой силой хлопнул себя ладонью по лбу, что чуть не потерял равновесие.
– О всемогущие боги, за что мне такое наказание! Я уже почти взобрался на вершину наслаждения, и вдруг ты говоришь, что мой собственный отец хочет прижить с тобой ребенка! Чтоб ему провалиться, он же старик! Клянусь богами, за такое оскорбление я перережу ему горло! Теперь я вижу, что он так же вероломен, как Рагнор, только умнее его, хотя обратиться к тебе с подобным предложением было не очень-то умно. Так он, стало быть, хочет переспать с тобой? За это я убью его, Чесса, и не вздумай мне перечить!
– О нет, Клив, я не стану тебе перечить Я только попрошу тебя выслушать меня до конца. Варрик хочет сойтись со мной вовсе не потому, что он желает меня, а потому, что он всей душой верит, будто ребенок, рожденный от нашего союза, станет величайшим чародеем всех времен. По годам он годится мне в отцы, и, когда он заявил, что хочет поговорить со мной, я посмотрела сначала на него, потом на Аргану и в конце концов сказала, что с удовольствием прогуляюсь со своим тестем. По-моему, когда он услышал это, ему захотелось меня задушить, однако он сдержался. Потом он объявил, что хочет сделать меня своей наложницей и родившийся у нас ребенок станет величайшим колдуном на свете. Вот тогда я и сказала, что не могу выполнить его желание, поскольку уже ношу под сердцем твое дитя. Так что вряд ли тебе есть смысл убивать его прямо сейчас.
Клив скатился с Чессы и сел на край кровати. Его желание остыло, как остывает зола в очаге, когда ее покрывают на ночь толстыми бревнами.
– Подумать только, мой отец возжелал мою жена! Конечно, я знал, что у него на уме, но когда ты помешала ему убить Аргану, я решил, что на этом все и закончится. Он понял, что все прознали о его недостойных намерениях, вот я и подумал, что впредь он поостережется лезть к тебе с домогательствами, ан нет, он опять взялся за свое! О боги, как же мне быть? Наверное, мне все-таки придется убить его. Это бы положило конец его поползновениям раз и навсегда. Но с другой стороны, тогда Аргана с ее сыновьями и все его люди остались бы без защитника.
Чесса встала на колени и обвила его руками. Она поцеловала его в затылок и с наслаждением вдохнула запах его тела и его золотых волос. Потом она поцеловала шрам на его щеке, и на сей раз он, к ее радости, не отшатнулся. Она поцеловала его плечо.
– Я сожалею, что сказала тебе об этом в такой момент. Теперь тебе уже не до плотских утех, да? – И она посмотрела вниз, через его плечо.
Он крякнул, но ничего не сказал.
– Я сказала тебе об этом, Клив, потому что теперь ты должен как можно скорее сделать так, чтобы я и впрямь забеременела. Отныне мы должны думать не только о своих удовольствиях, как раньше, но и о том, чтобы поскорее зачать ребенка.
Он снова повернулся к ней, уложил на спину и сам лег на нее, опираясь на согнутые локти.
– В моей жизни было немало странных поворотов, Чесса, но самый странный из них – это ты. Нет, не пытайся со мною спорить – ты же знаешь, что это правда. Ты знаешь, что обвела меня вокруг пальца, заставила плясать под свою дудку, вынудила меня забыть обо всем и даже отказаться от данного слова. Ты столько раз беременела, не рожая, что ни одной женщине тебя не переплюнуть. И вот ты опять прибегла к этому трюку, и теперь я должен отбросить все помыслы, кроме сладострастных. Каждый раз, когда я гляжу на тебя, я думаю о том, как буду любить тебя, целовать, ласкать, входить в твою горячую, размягченную плоть. Когда подобные мысли воплощаются в действия, женщина не может не зачать ребенка. Так что нам с тобой не нужно предпринимать никаких дополнительных усилий – все произойдет само собой. Надеюсь, ты не сказала Варрику, сколько месяцев ты беременна моим ребенком?
– Об этом он не спросил, – пробормотала она, целуя Клива в подбородок. – По-моему, он так удивился, так оторопел от неожиданности, что ему просто не пришло в голову поинтересоваться сроком. Но возможно, он уже начал думать об этом нынче днем или вечером. – Она попыталась снова притянуть Клива к себе, но он не шелохнулся, неподвижно глядя на нее сверху вниз, опираясь на ладони. Чесса ласково провела руками по его спине и ягодицам. Он сдвинул брови, но она только стиснула его сильнее и улыбнулась.
– Тебя так приятно трогать, – прошептала она и выгнулась вверх, однако ничего этим не добилась. Ее пальцы протиснулись между его бедрами, лаская его, наслаждаясь прикосновением к его плоти, – Не надо, – пробормотал он. – Я люблю тебя, Чесса, чего скрывать, хотя я вовсе не хотел в тебя влюбляться. Однако сейчас мне не до любовных игр. Послушай меня, Чесса, послушай внимательно. Ты умна, и тебе не нужно объяснять, что как раз сейчас мой отец решает, что ему делать с тобой, с нами обоими. Это тревожит меня, потому что мой отец безжалостен и не остановится ни перед чем. Он желает тебя. О всемогущие боги, неужели каждый мужчина на этой треклятой земле желает тебя? Неужто отныне мне придется заглядывать в глаза всякому встречному и поперечному, чтобы убедиться, что в его глазах нет вожделения и они не устремлены на тебя?
– Вспомни, Кляв: Рагнор вовсе не горел желанием взять меня в жены. Он хотел жениться либо на Утте, либо.., на тебе.
– Об этом ты могла бы мне и не напоминать, – проворчал Клив. – А теперь замолчи и не давай воли рукам. Я говорю серьезно, Чесса. Послушай, мне надо подумать, надо решить, какую тактику лучше всего избрать. Ты права, пока я еще не могу убить его. Но можешь быть уверена: завтра он непременно захочет узнать, когда именно должен родиться наш ребенок. О проклятие, да раздвинь же ты ноги и дай мне взять тебя. Возможно, на этот раз мое семя проникнет глубоко в твое лоно и ты наконец забеременеешь.
Он больше не ласкал ее, только развел ее ноги еще шире и вошел в нее резко и глубоко. Он закрыл глаза, стараясь отвлечься от сладкого ощущения ее мягкой плоти, охватившей его плоть. Он вошел в нее легко, она была готова принять его, однако он знал: если он не замедлит темпа, она не получит от этого совокупления никакой радости. Конечно, она сама будет виновата – никто ведь не тянул ее за язык говорить об этой очередной мнимой беременности, но он тут же отбросил эту мысль, едва она пришла ему в голову. Он не думал о ребенке – ни когда припал к ее губам, ни когда она судорожно изогнулась вверх, крича от наслаждения. Он улыбнулся, погружаясь в нее опять, еще настойчивее, резче, и она протолкнула его еще глубже и принялась гладить руками его спину в такт его ритмичным движениям.
– Я люблю тебя, – проговорил он, достигнув вершины наслаждения.
