Жюльетта Бенцони - Ночные тайны королев
Этой женщиной, конечно, была Мария-Антуанетта: несмотря на трехлетнюю разлуку, Аксель по-прежнему ее любил. Но он ошибался, считая, что отец откажется от мысли женить его. Вскоре ему была представлена мадемуазель Лиэль, и молодой человек опять оказался в затруднительном положении. К счастью, и мадемуазель Лиэль не стала дожидаться предложения от молодого шведа, а вышла замуж за виконта де Канталу. Узнав об этом союзе, радостный Аксель, вздохнув с облегчением, в тот же день написал сестре Софи, графине Пипер:
«У меня камень с души свалился, когда я услышал, что мадемуазель Лиэль благополучно вышла замуж. Надеюсь, меня больше не будут сватать, поскольку жениться я не намерен. Милая Софи! Вы единственная женщина, которая может стать хозяйкой в моем доме, он будет Вашим, и мы никогда не расстанемся…»
На деньги отца Аксель больше не рассчитывал, но в конце концов, стараниями Марии-Антуанетты, он получил средства, необходимые для покупки Шведского королевского полка. Говорили, что сам Людовик XVI, по просьбе жены, сделал Ферсену столь щедрый подарок.
Став полковником, Ферсен поспешил в Версаль. Мария-Антуанетта приняла его в Золотой гостиной, где она как раз играла на арфе. При виде Акселя она не сумела скрыть волнения: ее давний возлюбленный очень изменился. Она помнила молодого, довольно застенчивого человека, а теперь перед ней стоял зрелый мужчина, что в глазах королевы делало его еще более желанным. Сама Мария-Антуанетта находилась в расцвете сил – материнство пошло ей на пользу.
Она была высокой, отлично сложенной женщиной, чуточку полноватой, но это не портило ее фигуру. У нее были великолепные плечи и руки, изящные тонкие пальцы и маленькие ступни.
Мадам Виже-Лебрен, придворная художница, много раз рисовавшая Марию-Антуанетту, вспоминала:
«Черты лица Ее Величества нельзя было назвать правильными. У нее было слишком узкое лицо, большие голубые глаза навыкате и сильно выпяченная верхняя губа – фамильный признак Габсбургов, что многие французы воспринимали как гримасу надменности или презрения. Но они, разумеется, ошибались: королева была исключительно милой женщиной, ко всем относящейся с большой доброжелательностью. Но самым замечательным в ее облике был необыкновенный блеск кожи. Она буквально светилась. Никогда ни у кого я ничего подобного не видела. Кожа ее лица казалась прозрачной. Мне никак не удавалось запечатлеть это на полотне: не хватало красок, чтобы передать эту свежесть и сияние, свойственные только ей одной…»
К тому же королева, портнихой которой была тогда знаменитая парижская модистка Роза Бертен, слыла самой элегантной дамой в Европе. На свои наряды, драгоценности и прически она не жалела денег – и результат превосходил всякие ожидания.
…Итак, увидев Ферсена, королева оставила арфу, протянула ему руку для поцелуя и тихо сказала:
– Я так рада видеть вас снова, милый друг…
Касаясь губами нежной руки Марии-Антуанетты, граф испытал потрясение, от которого долго не мог оправиться.
– Я польщен, я очень польщен… – пробормотал он, не находя слов, чтобы выразить свои чувства. – Надеюсь часто видеть Ваше Величество…
И все же разлука была неизбежной и тем более жестокой, что теперь Ферсена и королеву связывала истинная страсть. Правда, до сих пор неизвестно, были ли они любовниками. Даже недоброжелатели Марии-Антуанетты не осмеливались утверждать это.
Очень скоро графа призвал на службу Густав III и, присвоив ему звание офицера шведской армии, взял с собой в Италию.
Разлученный с королевой, Ферсен вел активную переписку с некоей «Жозефиной», и все сходятся во мнении, что под этим именем скрывалась королева.
«23 августа 1788 года. Я передал письмо через Эстерхази с просьбой вручить послание Ей…» – сообщил он Софи.
Граф Эстерхази не был их единственным «почтальоном». Многие письма Ферсена доходили до адресатки с помощью мадам Кампан, впоследствии утверждавшей, что у Марии-Антуанетты никогда не было любовников.
«Мария-Антуанетта оставалась исключительно добродетельной в своих поступках, – писала в „Мемуарах“ эта дама. – Королева купалась в длинной, застегнутой до подбородка фланелевой сорочке, а когда служанки помогали ей выйти из ванны, она требовала, чтобы перед ней держали простыню, скрывавшую ее наготу».
Слова преданной фрейлины оспорил лорд Холланд.
«Она была наперсницей Марии-Антуанетты, – писал англичанин, – и знала обо всех тайных увлечениях своей госпожи, многие из которых были предметом сплетен и пересудов. После трагической гибели королевы мадам Кампан стала менее сдержанной и многим поведала о тайной связи, существовавшей между Марией-Антуанеттой и герцогом де Куани, который то ли из робости, то ли из осторожности предпочел положить конец опасной интриге. Мадам Кампан припомнила и другое любопытное обстоятельство: ночью шестого октября, когда толпа парижан осадила Версаль, в спальне Ее Величества наедине с ней находился граф Ферсен…»
Не будем опускаться до цитат из подлых обвинений графа де Прованса (брата Людовика XVI), который называл детей королевы незаконнорожденными. Людям благородным мученическая гибель Марии-Антуанетты не позволила принять во внимание грязные намеки на ее слабости. Что же касается вышеупомянутых утверждений, то их причиной послужили два факта, вернее, два совпадения: малолетний герцог Нормандский, будущий дофин, и его сестра Мария-Софи, не прожившая и года, появились на свет ровно через девять месяцев после визитов графа Ферсена в Версаль. Чтобы на столь зыбком основании делать далеко идущие выводы, требовалась ненависть человека, для которого рождение малюток означало крушение всех надежд на престолонаследие.
Гораздо позже, став королем Людовиком XVIII, граф де Прованс велел в память о венценосных мучениках возвести часовню, но в то же время способствовал изданию воспоминаний герцога де Лозена, в которых тот представил королеву настоящей потаскухой. Вот когда Лозен смог наконец отомстить графу Ферсену! Оскорбительное содержание его записок побудило Наполеона I запретить их дальнейшие публикации из уважения к трону, на котором восседал он сам.
Однако вернемся к королеве и графу Ферсену.
В Италии шведу выпал случай познакомиться с многочисленной родней французской королевы: ее братом, императором Иосифом II, который, путешествуя, называл себя графом Фалкенштейном; великим герцогом Тосканы; пармской герцогиней Марией-Амелией; королевой Неаполя Марией-Каролиной и ее братьями и сестрами. Повсюду Ферсену оказывали радушный прием. Встречался он и с прелестными женщинами – например, с обольстительной леди Элизабет Фостер, несчастной дочерью графа Бристоля. В Неаполе Ферсен сошелся с заговорщиками, сторонниками Чарлза-Эдуарда Стюарта, графа Олбани, претендента на английский престол.
