Жюльетта Бенцони - Золотая химера Борджиа
– Спасибо на добром слове! И что прикажете делать в этой дыре?
– Что делать? Что делать? Что все пленники делают? Ждать!
– Чего ждать?
Человек пожал плечами.
– Откуда мне знать? Смерти, наверное.
По позвоночнику Морозини невольно пробежал холодок, но он позволил себе роскошь насмешливо улыбнуться.
– Похоже, вы не знаете правил игры. Похищение обычно совершают ради выкупа, после чего вышеозначенное лицо…
– Какое?
– Вышеозначенное. Так вот, это лицо бывает возвращено страдающему семейству. Не думаю, что вы изобрели что-то новенькое, я прав?
– На твоем месте я не стал бы особо выпендриваться, – проворчал в ответ человек. – Возвращение вовсе не обязательно. Иной раз возвращают трупака. Куда надежнее. Для обеих сторон. А бывает, страдающее семейство отказывается платить выкуп. В том случае, когда ему неохота снова видеть… вышеозначенное лицо, как ты выразился. Мне почему-то кажется, что это твой случай. Ну, пока! Я пошел. Обустраивайся, привыкай. Здесь есть все необходимое, чтобы почиститься. И с голоду не помрешь.
– Вы хотите сказать, что меня поместили в гостиницу? Скажу честно, что-то не похоже.
– Слушай, кончай валять дурака! И вбей себе в башку, что тобой занимаются деловые люди. Если вдруг решат, что тебя лучше вернуть, товар должен быть в приличном виде.
– Отдайте мне сигареты! Они улучшают мое моральное состояние.
– Там видно будет!
Человек несколько раз стукнул в дверь, которую Альдо сначала не заметил, потому что она была в той же стене, у которой стояла его кровать. Открыть ее, видно, было нелегко, судя по скрежету засовов, бряканью ключей, цепочки, но все-таки она открылась, и человек вышел. Оставшись один, Альдо осмотрел свое новое жилище и признался, что знавал и похуже: в Турции, например, или когда он оказался в руках сумасшедшего маркиза-испанца…
Рядом с кроватью, разумеется без простыней, но с подушкой, двумя одеялами и зеленым сатиновым покрывалом, стояла в качестве ночного столика бочка, а на ней подсвечник и запас свечей. У противоположной стены – умывальник с тазом и пузатым щербатым фаянсовым кувшином, куском марсельского мыла, зубной щеткой и пастой. Пара полотенец мягкостью напоминали терку или щетину. Туалет представлял собой древний стул с дыркой посередине и пачкой газетной бумаги. И наконец, неслыханная роскошь для человека, чьи бронхи так чувствительны к холоду, – посреди комнаты пылала горящая жаровня, рядом с которой стояло ведро с углем. В общем, если узник задохнется от угарного газа, то, во всяком случае, в тепле…
Первые дни Альдо держался бодро, чувствовал себя в форме, простая деревенская еда казалась сносной. Другое дело сигареты. Он курил легкие, из хорошего английского табака, но они исчезли вместе с золотым портсигаром и одеждой, которую надел на себя незнакомец. Взамен ему принесли голубую пачку с изображением крылатого шлема – «Голуаз». Во время Второй мировой войны солдаты называли их за крепость не иначе как «чума», в горле от них першило. Однако и на них находились любители, и не только на родине, но и за границей. Свидетельством тому – Гордон Уоррен, он как-то признался, что пристрастился к ним во время войны во Франции и с тех пор других не курит. И одежда, и кабинет англичанина пропахли дымом французских «Голуаз». Воспоминание об Уоррене утешило Альдо, когда он впервые после завтрака закурил сигарету. Ему приятно было вспомнить самого неуживчивого из своих друзей, но вспоминал он недолго, очень сильно закашлялся…
И все же он любил вкус табака, табачный дым, курение помогало ему думать, особенно лежа в теплой ванне, полной лавандовой воды. Но пришлось довольствоваться тем, что есть, и мало-помалу он привык к крепким сигаретам. Охота, как говорится, пуще неволи.
Дни тянулись тоскливые, похожие один на другой, и бездействие потихоньку совершало свою разрушительную работу. Альдо видел только двух человек – один работал, второй, вооруженный автоматом, следил и охранял первого. Они приходили один раз в день, приносили еду, выливали грязную воду, наливали чистую. Никогда не произносили ни слова. Тот, который работал, был явно слугой. Выходило так, что Альдо ел горячее только раз в сутки, и это его не радовало. Зима в этом году наступила рано, и, несмотря на жаровню, температура в его подземелье не поднималась выше двенадцати градусов из-за окошка наверху. Конечно, через него шел свежий воздух, но и холод тоже.
Был соблазн лежать целый день в постели, завернувшись в одеяла и накрывшись периной, но Альдо понимал, что, ведя такой образ жизни, будет слабеть с каждым днем, и принуждал себя не только к «прогулкам» по своему подземелью, но и к физическим упражнениям. Однако все это не избавляло его от тоски. Угнетающе действовала и невозможность как следует помыться. В его распоряжении был всего лишь кувшин воды, к тому же холодной, но в конце концов он и к этому приспособился: один день мылся сверху до пояса, второй – от пояса и ниже. А вот побриться никак не мог, у него отросли борода и волосы. Но как он выглядит в таком виде, Альдо понятия не имел, потому что зеркала тоже не было. Ему крайне неприятна была грязная одежда, которую ему ни разу так и не переменили, и сколько он ни требовал, так и не смог добиться чистой рубашки, трусов и носков.
– Ты не у себя во дворце, понял? – заметил в конце концов тюремщик, который в один прекрасный день сообщил, что его зовут Макс. – И не в гостинице «Риц». Скажи спасибо, что тебе дают возможность помыться и ты не будешь вонять, когда увидишься со своей подружкой!
– Госпожой Белмонт? Она здесь?
– А где еще? Ясное дело, здесь. Или ты думал, что можно разлучить тех, кого соединила любовь? Я даже могу пообещать, что ты когда-нибудь ее увидишь.
– Она находится в таких же условиях?
– Еще чего! Не с дураками дело имеешь. У патрона к ней особое отношение, не в его интересах ее мучить. По крайней мере, пока нет особого распоряжения. Можешь успокоиться, она мало изменилась. А вот ты ее удивишь. Видок у тебя стал очень даже… простецкий. И жена твоя тоже удивится.
Альдо помертвел.
– Моя жена? Вы и ее схватили?
– Ты что, нас за полных идиотов держишь? Мы вежливенько ее пригласили по-дружески нас навестить… Прихватив небольшой чемоданчик, туго набитый зелеными бумажками.
– Значит, все-таки решили получить за меня выкуп? И какой же?
– Точно не скажу. Но, кажись, что-то вроде миллиона долларов.
– А почему долларов?
– Патрон их уважает. У каждого свой вкус. Заметь, между прочим, что твоя жена не зря потратит свои деньги, мы ей делаем подарок, за ту же сумму она получит и твою любовницу, и она об этом знает…
