Черил Холт - Путь сердца
– Что ж, поедем без Филиппа. Экипаж готов?
– Ждет во дворе. Но одних я вас не отпущу. Обязательно провожу.
– Пора. – Джейн крепко обняла Эмили за плечи и направилась к двери. – Мег, можно попросить тебя остаться пока здесь?
– Конечно. Уверена, граф скоро вернется, и я немедленно сообщу ему обо всем случившемся.
В тоне, которым были сказаны последние слова, ясно слышалось сомнение, однако все сделали вид, что ничего не заметили. Мег нежно поцеловала Эмили.
– Запри дверь, – строго приказал Джон вместо прощания.
Петляя по длинным пустынным коридорам, Джейн мысленно благодарила и тусклое освещение, и шумное празднество, из-за которого все гости собрались в зале. Так хотелось незаметно выйти из дома, сесть в экипаж и как можно быстрее уехать, пока никто не успел спросить, что означает поспешное ночное бегство.
До лестницы оставался всего лишь один поворот. Подходя к площадке, Джейн не могла не заметить дверь в апартаменты Маргарет. Казалось, эта дверь выросла прямо на глазах и постепенно затмила собой все на свете. Неужели Филипп сейчас там, за этой предательской, ненавистной дверью?
Джейн изо всех сил старалась смотреть прямо перед собой, на ковровую дорожку, и все же глаза отказывались повиноваться и сами выбирали направление. Сквозь узкий просвет незапертой двери явственно донесся женский смех, а вслед за ним – тихий мужской голос.
Эмили остановилась как вкопанная. Подняла на Джейн опустевшие глаза и мертвым, лишенным красок голосом произнесла:
– Это папа.
Джейн побледнела словно полотно. Сердце почти остановилось, а в ушах внезапно возник странный, пронзительный звон.
– Отсюда невозможно разобрать, – беспомощно возразила она.
– Это папа. Точно, – тихо и уверенно повторила Эмили. Джон встревожился:
– Что случилось?
– Это комната Маргарет, – ответила Эмили, видя, что Джейн не в силах сказать ни слова. – И там мой папа.
Все трое посмотрели на дверь так, словно, объединив усилия, могли пронзить взглядами преграду и увидеть то, что скрыто за ней.
Молчание становилось нестерпимым. Джейн поняла, что необходимо принять решение, или войти в комнату и выяснить правду, или идти дальше, к лестнице. Если в будуаре окажется Филипп, она не выдержит и умрет. Наверное, не сразу, на месте, а через несколько недель или даже месяцев: сердце просто постепенно перестанет биться. После того, что им с Эмили пришлось пережить этой ночью, жестокая правда окажется последней каплей.
Однако Джейн не успела сделать ни шагу. Эмили неожиданно, так быстро, что никто из взрослых даже не смог ее остановить, подошла к двери и легонько нажала на ручку.
Дверь распахнулась, и взорам потрясенных зрителей предстала леди Маргарет Дауне во всей своей великолепной, неповторимой и неотразимой красоте. Распахнутое прозрачное неглиже едва держалось на пышных плечах, обнажая роскошный бюст. А рядом, сжимая красотку в страстном, как показалось невольным свидетелям, объятии, возвышался граф Роузвуд собственной персоной.
Джейн окаменела.
Эмили улыбнулась странной, пустой, почти неживой улыбкой.
– Уэссингтон! – в бешенстве взревел Джон. Маргарет, вполне довольная произведенным впечатлением, лишь крепче прижалась к Филиппу.
Граф откровенно растерялся. Перед ним стояли одетые, готовые выйти на улицу Джейн и Эмили. Рядом с ними – Джон с большой дорожной сумкой в руке и пистолетом за поясом. Растерянность сменилась паникой. С силой стряхнув с себя прилипшую Маргарет, Уэссингтон шагнул к семье. Однако все трое тут же отступили, словно лорд нес с собой чуму или проказу.
– Джейн, в чем дело? Что случилось?
– Видишь, Джейн, – все тем же ровным, убитым голосом произнесла Эмили, – я же говорила, что он совсем не изменился.
Где-то в самом дальнем уголке сознания робкий, едва слышный голос напоминал, что нельзя принимать решение, не узнав всех обстоятельств. Но оскорбленные чувства громким хором кричали, что Джейн своими глазами увидела правду. Стоило Филиппу всего лишь на несколько минут остаться в одиночестве, без жены, как он тут же отправился в пылкие объятия давней любовницы. Как же наивно она поверила, что с Маргарет давно покончено!
С горящими от подступивших слез глазами Джейн обреченно покачала головой и спросила хрипловатым, севшим от боли в горле голосом:
– Неужели мы с Эмили не значим для тебя ровным счетом ничего? И ты никогда нас не любил?
Филипп протянул руку, словно хотел что-то ответить, что-то объяснить, но Джон вытеснил Джейн и Эмили в коридор, прежде чем граф успел открыть рот.
– Какая шлея попала тебе под хвост? – грубо, почти с отвращением выкрикнул он и, резко захлопнув дверь, повел подопечных вниз по лестнице, к ожидающему у подъезда экипажу.
Глава 27
Фредерик Моррис вздрогнул и проснулся. В горло мертвой хваткой вцепился какой-то зверь. В комнате стояла кромешная тьма, и рассмотреть согнувшуюся над кроватью фигуру никак не удавалось.
Низкий ледяной голос зловеще прошептал:
– Все эти месяцы я тебя не трогал. Хотел убедиться, что ты спокойно ложишься в постель и быстро засыпаешь, забыв о подлом замысле.
Моррис в ужасе схватил безжалостную руку за запястье, изо всех сил пытаясь ослабить железные тиски. Прохрипел:
– Кто ты? Что тебе надо?
– Я не буду вызывать тебя на дуэль. Достойной смерти ты не заслуживаешь.
Человек пошевелился, и мертвая хватка слегка ослабла. Послышался стук кремня, сверкнула искра, и через мгновение бесконечно большая комната осветилась тусклым мерцанием свечи. Не успел Моррис даже подумать о возможности спасения, как рука вернулась и снова сжала горло, одновременно с такой силой вдавив его голову в подушку, что он едва не потерял сознание. Человек снова склонился над постелью, в первый и в последний раз позволив Моррису увидеть себя. От ужаса глаза насильника едва не выкатились из орбит.
– Нет! О нет!
– Да, мерзкое ничтожество. Это я. Посмотри внимательно и назови имя человека, от рук которого сегодня умрешь. Пусть это имя станет последним звуком, который тебе удастся произнести в своей грязной жизни.
– Уэссингтон… – едва слышно прошипел подлец, взглядом умоляя о пощаде и из последних сил тщетно отбиваясь руками и ногами.
Без малейшего колебания Филипп приставил к груди негодяя пистолет и выстрелил, насквозь пробив холодное, не знавшее жалости и сострадания сердце.
Нисколько не заботясь о том, видел ли кто-нибудь, как он зашел в спальню Морриса и вышел из нее, Филипп медленно спустился по лестнице. Кто-то из слуг, услышав выстрел, высунулся было в коридор, однако одного лишь прямого, пристального взгляда оказалось вполне достаточно, чтобы свидетель тут же скрылся. Граф медленно вышел в ночную морось и бесследно исчез во мраке. Гнев и отчаянная ненависть к самому себе захлестывали и требовали немедленного освобождения. Бродя по пустынным улицам Лондона, Филипп почти желал, чтобы кто-нибудь на него напал: ведь тогда наконец можно будет выплеснуть накопившуюся в душе агрессию. Однако в ночной тиши спящего города не произошло ровным счетом ничего. До самого утра граф печально мерил бесконечные улицы шагами и лишь с рассветом направился к своему пустому дому.
