Джоан Вулф - Обман
Стараясь говорить как можно более твердо и уверенно, я рассказала мужу все. Он выслушал меня, ни разу не перебив.
— Я давным-давно хотела тебе все рассказать, Адриан, — закончила я, — но Гарри сказал, что ты и так озабочен политическими проблемами и потому будет просто несправедливо взваливать на тебя еще и это.
— Понятно.
— Ты в самом деле был очень занят, — еще раз попыталась оправдаться я.
Адриан смотрел не на меня, а куда-то вдаль. Черты лица его были настолько совершенны и безмятежны, что походили на лица статуй, украшавших сад леди Барбери.
— Гарри сказал… — начала было я снова.
— Да, ты уже рассказывала мне о том, что сказал Гарри. — Повернув голову, Адриан наконец взглянул на меня. Глаза его казались очень темными. — Вы с Гарри два сапога пара, верно? — неожиданно спросил он.
Я была настолько удивлена его словами и тем, с какой горечью они были сказаны, что невольно раскрыла рот. Наконец, опомнившись, я заметила:
— Гарри для меня все равно что брат.
— Пойдем-ка лучше в дом, Кейт, — сказал Адриан вставая. — У меня назначена встреча с Беллертоном, и я уже опаздываю.
«Опять встреча», — с досадой подумала я, но тоже поднялась. Мне было ясно, что, не сообщив Адриану своевременно о наших планах в отношении Стейда, я поступила не правильно, и теперь я просто не знала, как мне вести себя в данной ситуации. Чувствовала я себя ужасно. Вчера Адриан был так добр и предупредителен по отношению ко мне, а я снова нанесла ему душевную рану.
Мы пошли обратно к выходу, охраняемому каменными львами. Хотя шагали мы в такт, душевной гармонии в этот момент между нами явно не наблюдалось. Когда мы приблизились вплотную к одному из изваяний, я тихо спросила:
— Ты не поедешь с нами на собрание в жокейском клубе, Адриан?
— О, я думаю, в этом нет необходимости, Кейт, — ответил муж. — До сих пор вы прекрасно справлялись без меня.
— Но мне бы хотелось, чтобы ты поехал с нами.
— Достаточно и того, что с тобой будет Гарри.
После этих слов мы с Адрианом разошлись в разные стороны: каждый отправился по своим делам.
Глава 24
На следующее утро ровно в одиннадцать часов мы с Гарри подъехали к штаб-квартире жокейского клуба в Ньюмаркете. В комнате, куда нас проводил сэр Чарльз, сильно пахло кожей, лошадьми и собаками, и мне пришло в голову, что я, возможно, первая женщина, переступившая ее порог.
Войдя, я бегло взглянула на суровые и торжественные лица восьми находившихся тут мужчин. Надо сказать, что их взгляды, устремленные на меня, вряд ли можно было назвать дружелюбными.
— Моя дорогая леди Грейстоун, — послышался сзади чей-то голос, и я, обернувшись, увидела приближающегося ко мне мистера Круика. С любезной улыбкой он поздоровался со мной, затем пожал руку Гарри. Его появление в этом враждебно настроенном мужском бастионе несколько подняло мне настроение.
Сэр Чарльз попросил всех рассесться вокруг большого стола из красного дерева. Я села рядом с Гарри, стул по другую сторону от меня занял Пэдди. Разместились и все остальные присутствующие. Оставалось дождаться лишь появления обвиняемого, и сидящие за столом, чтобы не превращать и без того напряженную атмосферу в комнате в совершенно невыносимую, принялись вполголоса разговаривать между собой.
Пять минут спустя появился лорд Стейд. Я со злорадным удовольствием отметила, что его самоуверенности несколько поубавилось, когда он заметил меня. Тем не менее он сделал все, чтобы не подать вида, что встревожен, и молча облил презрением «ирландских недоносков», которые, по всей видимости, вознамерились лишить его выигранного собственной лошадью приза. Затем Стейд в короткой тираде выразил сочувствие «бедной девушке, у которой, по всей видимости, от горя помутился разум», и, наконец, назвал Гарри «наивным простофилей».
Не кто иной, как мистер Круик предложил обратиться к аргументам, которые, как мне было хорошо известно, имеют наибольший вес в глазах представителей жокейского клуба, а именно к записям в Книге родословных. Все присутствовавшие в комнате прекрасно разбирались в лошадях, в том числе в вопросах разведения, и очень хорошо понимали огромное значение наследственности. «Скрещивать следует только лучших с лучшими». Эти слова были для них нерушимым законом.
Родословная Финна Мак-Кула говорила сама за себя. Достав соответствующий том, сэр Чарльз надел очки и нашел сведения об интересующем всех нас жеребце. Когда он начал зачитывать вслух содержащиеся в книге записи, в комнате наступила полная тишина.
— Отец — Скайларк.
По комнате прошелестел шепот удивления: Скайларк был английским жеребцом, принадлежавшим графу Эгремонтскому, который был одинаково удачлив и как владелец лошадей, выставлявший своих питомцев на скачках, и как конезаводчик.
От моего внимания не укрылось, что, увидев реакцию представителей жокейского клуба на имя Скайларка, Стейд крепче сжал челюсти и заиграл желваками.
— Мать — Ройал Маив, — зачитал сэр Чарльз. Это имя ничего не говорило собравшимся в комнате специалистам, поскольку кобыла была из Ирландии, однако, когда сэр Чарльз огласил результаты, показанные Ройал Маив на скачках, они были признаны весьма впечатляющими.
Наконец сэр Барбери дошел до записей, касающихся самого Финна Мак-Кула. Он стал сухим, бесстрастным голосом оглашать статистические данные. Вся жизнь Финна Мак-Кула состояла из бесконечной череды побед. Он проиграл лишь один забег, да и то по причине травмы, из-за которой его пришлось снять с соревнований.
Когда сэр Чарльз закончил, наступила полная тишина. Представителям клуба не надо было даже искать в Книге родословных записи, посвященные Алькасару: его весьма посредственный генофонд и отнюдь не выдающиеся спортивные показатели были хорошо известны всем присутствующим.
Сэр Барбери медленно закрыл Книгу родословных и, сняв очки с носа, отложил их в сторону. Внезапно в комнате раздался голос Пэдди:
— Наша единственная просьба к представителям жокейского клуба состоит в том, чтобы кто-нибудь из них съездил на Инишфри-Фарм и взглянул на лошадей, которые получены от Финна Мак-Кула. Именно с этой просьбой обратился бы к вам мистер Фитцджеральд, если бы его не убили.
Лица сидящих за столом людей становились все более мрачными. Полные ненависти немигающие глаза Стейда так и сверлили Пэдди.
— Вы, ирландские подонки, всегда друг за друга горой, — процедил он.
Бледно-голубые глаза Пэдди, однако, без труда выдержали злобный взгляд маркиза.
— Должен вам сказать, сэр, — с мягким ирландским акцентом протянул он голосом, который так любили лошади, — что вы лжец, вор и убийца.
