Сюзанна Энок - Грех и чувствительность
От Элинор Гриффин было слишком много неприятностей. Другие женщины называли его бесчувственным или жестоким, но они никогда не называли его никчемным. И услышать от нее обвинение в этом было более… раздражающим, чем он мог когда-либо ожидать.
И только из-за того, что первоначальная причина искать ее компании была принуждением с чьей-то стороны, Элинор не стоило пренебрегать значимостью испытанного ею приключения. Она выбрала его, и Валентин предоставил ей возможность получить то, чего она хотела. Даже если бы у него не было обязательств перед Мельбурном, он все равно сделал бы то же самое.
Валентин нахмурился. Это не могло быть правдой. Если бы он каким-то чудом угодил в эту ситуацию, не зная ее братьев, не имея обязательств держать ее в относительной безопасности, то маркиз устроил бы ее приключение таким образом, чтобы оно отражало как можно больше того, что он хотел от нее. И в это приключение бы входило значительно больше секса и гораздо меньше внимания к тому, что, как Элинор утверждала, она ищет. То есть искала.
Неужели Валентин каким-то образом испортил все это для нее, просто не рассказав Элинор о том, что кто-то другой попросил его присматривать за ней? И какого дьявола это вообще должно его беспокоить? Она оскорбила его, ее братья оскорбили его, и у него есть сотня других женщин, которых маркиз может использовать, чтобы прогнать Элинор из своего сознания. Или они могут использовать его, если то, что она сказала, было правдой.
Деверилл снова выругался, игнорируя испуганные взгляды проходящих рядом людей. Она что-то сделала с ним. Она сделала его безумным. Вот почему он никак не мог перестать думать о том, что Элинор сказала, не мог не думать о ее чертовом приключении, не мог не думать о ней. И это, конечно же, приводило маркиза к размышлениям о том, когда Мельбурн пригласит к себе Трейси, и согласится ли Элинор на этот брак просто назло или, что даже хуже, потому, что ей нравится этот чертов герой войны. Вероятно, его она никогда не назовет бесполезным.
— Проклятие.
Маркиз поднял голову, остановившись, когда осознал, что пропустил свой поворот и оказался на Саут-Одли-Стрит перед скромной часовней рядом с Гросвенор. Вероятно, он проходил мимо тысячу раз, но так как это была церковь, то он не обращал на нее никакого внимания.
Церковь. Маркиз намеревался побывать в принадлежащем Богу здании только два раза в жизни: первый раз — когда он найдет женщину, которая сможет родить ему наследника, и второй раз — когда его соберутся хоронить, если только освященный потолок не треснет в ужасе, когда его внесут внутрь.
Застенчиво оглядевшись, Валентин распахнул ворота и вошел на территорию церкви. Молния не поразил его, но, тем не менее, он продолжал двигаться с осторожностью. Арка из переплетающихся роз отмечала вход на маленькое кладбище, в то время как еще больше распустившихся красных цветов окаймляли маленькую дорожку, ведущую к четырем парадным ступеням строения из дерева и камня. Глубоко вздохнув, маркиз уселся на самую нижнюю из гранитных ступеней.
— Доброе утро, сын мой, — произнес тихий мужской голос сзади и выше него.
Что же, это определенно не сам Господь Бог. Валентин наклонился через плечо, чтобы посмотреть, кто это.
— Отец. Прошу извинить за беспокойство. Мне просто нужно было время, чтобы подумать.
Высокий худой мужчина, одетый во все черное, кивнул ему.
— Вы ведь лорд Деверилл, не так ли? Валентин Корбетт?
— Это я.
— Ах. Полагаю, я прочитал одну или две проповеди про вас.
Если Валентин чего и не ожидал, так это юмора от представителя духовенства.
— Для меня это честь.
— Да, небольшое упоминание о грехе всегда заставляет паству внимательнее прислушиваться. — Пожилой священник с ворчанием опустился на ступеньку выше той, на которой сидел Валентин. — Я давно хотел спросить — вас назвали в честь святого?
Маркиз пожал плечами.
— Полагаю, что так. Я родился в день святого Валентина. Кажется, мой отец всегда считал это какой-то шуткой. Я не понимал этого, пока не подрос.
— Да, полагаю, что святой Валентин гораздо легче проникает в более чистое сердце, чем ваше — если судить по репутации. Неужели только необходимость подумать привела вас сюда?
— А вы всегда прячетесь у порога, поджидая язычников, которых можно обратить?
Священник усмехнулся.
— Если хотите знать, я собирался поливать розы. Тем не менее, я приветствую любого входящего в эти ворота. Не торопитесь, сын мой. Думайте о чем хотите.
Снова заворчав, священник поднялся, спустился по оставшимся ступеням и неуклюже направился к маленькому навесу в саду. Валентин наблюдал за тем, как он появился с лейкой и продолжил путь к маленькому колодцу посреди сада.
— Если это какой-то знак, то он довольно слабый, — прокомментировал свое появление здесь маркиз, ни к кому не обращаясь, а затем встал, чтобы помочь священнику поднять воду из колодца. Несколько недель назад он даже не стал бы затруднять себя этим, однако Валентин сомневался, что несколько недель назад он вообще ступил бы на церковную землю.
— Скажите мне, отец, — проговорил он минуту спустя, поднимая полное ведро воды, чтобы наполнить лейку, — есть ли какой-то грех в том, чтобы не рассказать кому-то, что ты защищаешь его, когда этот кто-то находится под впечатлением, что ты безудержно участвуешь в его приключениях?
— Грех? Нет, это не один из смертельных, конечно. Я бы сказал, что это ложь.
— Да, для ее собственной пользы.
— Это зависит от кое-чего.
— О, в самом деле? От чего, умоляю, расскажите?
— Кто решил, что эта ложь будет для ее пользы? А это препятствовало тому, чего эта леди намеревалась достичь?
— А что если то, что она намеревалась достичь, было грехом?
Священник посмотрел на него.
— Вы не просили меня обсуждать мораль — только поступки.
Валентин поднял полную лейку и потащил ее к ближайшим розовым кустам.
— Поступки. Да, думаю, то, что я скрывал настоящую причину своего присутствия там, могло препятствовать ее осознанию настоящего… духа своих поступков.
— Тогда вы были неправы.
— Даже так? — ответил маркиз, приподняв бровь.
— Я подумал, что вы сможете оценить прямой ответ. Я мог бы рассказать вам притчу, если вы это предпочитаете.
— Благодарю вас, не нужно. — Валентин ненадолго сосредоточился на поливке, достаточной для того, чтобы сделать лейку легче. — Значит, я должен предпринять какие-то шаги, чтобы исправить ситуацию.
— Я, несомненно, не могу посоветовать вам, как действовать в манере, поощряющей грех. — С небольшой усмешкой священник взял наполовину пустую лейку, чтобы продолжить поливать цветы. — Но исправление ситуации кажется мне более достойной задачей, чем ее ухудшение.
