Жюльетта Бенцони - Флорентийка
Фьора, сжимая в своих ледяных пальцах бокал, наполненный горячей жидкостью, улыбнулась ей с такой любовью, что Леонарда, в глубине души оскорбленная тем, что ее не посвятили в события, не выдержала:
— Вы выглядите усталой, моя овечка, но я уже давно не видела, чтобы вы так улыбались. Что-то хорошее произошло этой ночью?
— Да… Впервые за долгое время! Мой отец отомщен, моя дорогая Леонарда, и я отомщена за все, что выстрадала из-за Иеронимы. Я вам все расскажу завтра, а сейчас я просто падаю с ног, так мне хочется спать…
— Если это так, восторжествует справедливость и вы сможете вернуться в ваш замок!
— Я не знаю… может быть, раз мои враги уничтожены…
— Какой-нибудь да остается всегда, — строго сказал Деметриос, грея руки над огнем. — Ты действительно этого хочешь: вернуться к себе, вернуть свое состояние и больше ни о чем не думать? Ты забыла, что…
— Что мы заключили договор? Нет, тем более что я хочу отыскать человека, который бросил меня на другой день после нашей свадьбы, и отомстить тем, кто отправил моих родителей на эшафот. Но признаюсь, что мне хотелось бы на время вернуться в мой дом, увидеть Кьяру, пройти по улицам Флоренции, чтобы мне при этом не кричали вслед, призывая смерть на мою голову, и не бросали камнями, пойти положить цветы на могилу того, кто навсегда останется моим отцом, утихомирить ярость, которая сидит во мне уже столько дней, побыть просто флорентийкой и быть уверенной, что, возвратясь после моих странствий, я буду здесь у себя дома… Разве я многого хочу?
Деметриос отвернулся от этих глаз, ждавших ответа, и вышел из кухни. Его шаги раздались на лестнице, ведущей наверх башни, где он любил наблюдать звезды. Но сегодня ночь уже подходила к концу, и скоро должна была заняться заря. Деметриос не смотрел на небо, а устремил свой взор на спящий город.
Он знал, что Флоренция больше не считала своей Фьору Бельтрами, но у него не хватило мужества сказать ей об этом…
Глава 5. «ПРЕЖДЕ, ЧЕМ ДОБРАТЬСЯ ДО ЖЕЛАННОГО БЕРЕГА»
На этот раз слухи зародились на реке, поползли по улицам и площадям, достигли сначала стражи, которую тут же вызвали, затем барджелло и Сеньории и уж потом остального города: какой-то рыбак выловил тело Пьетро Пацци, убитого ударом кинжала в спину…
Эстебан отправился в город за покупками, как это он обычно делал трижды в неделю, услышал новость, когда покупал сыры, второй раз у торговки птицей, а у мясника только об этом и говорили. Каждый считал, что знает больше своего соседа, и самые фантастичные версии пошли гулять по городу…
Эстебан не любил досужую болтовню, так как там, в Кастилии, именно слухи погубили его мать. Сосед обвинил ее в том, что она отравила его колодец и сглазила его сына. Несмотря на то, что она была доброй христианкой, мать Эстебана отправили на костер, и он в отчаянии отдал все деньги палачу за то, чтобы тот задушил ее до того, как вспыхнет огонь. Потом он убил соседа, его сына и поджег их ферму. Деметриос, который только что прибыл в страну, увел его с собой незадолго до того, как пришли арестовать Эстебана. Он спас ему жизнь и завоевал навсегда его преданность.
Нет, Эстебан не любил слухи. Он не любил их почти так же, как не любил священников, которые по команде власть имущих осудили его мать, так как она была бедной, а обвинявший ее — богач… Ему нравилось служить греческому врачу, философу, астрологу и волшебнику, так как, выполняя хлопоты по хозяйству, он пользовался некоторой свободой: никогда Деметриос не упрекал его за любовь к вину, к женщинам, которых он любил так же, как оружие, войну и драки, заполнявшие его жизнь с двенадцати лет…
Решив выяснить как можно больше подробностей, Эстебан оставил нагруженного мула на постоялом дворе Кроче ди Мальта, где его хорошо знали, и отправился ко дворцу Сеньории, точнее, к ложе приоров, где можно было всегда застать трех-четырех благородных людей города за беседой. Здесь он и увидел старого Джакопо Пацци, который бурей ворвался в старый дворец.
Минуту спустя он вышел оттуда в сопровождении барджелло и эскорта гвардейцев. Площадь заволновалась: патриарх арестован? Но это состояние длилось недолго. Группа направилась к Понте Веккьо. Эстебан последовал за тут же образовавшейся толпой горожан. Это позволило ему стать свидетелем ареста Вираго и ее брата. Пиппа оказала такое сопротивление, что с ней смогли справиться лишь пятеро солдат. В конце концов ее доставили в городскую тюрьму. По дороге она изрыгала проклятия и ругательства, на которые присутствовавшие поспешили ответить, так как флорентийцы, даже если не знали, в чем дело, никогда не упускали возможности показать свой темперамент. Когда кого-нибудь вели в тюрьму, всегда можно было крикнуть: «Смерть ему!», на всякий случай, хотя, конечно, могли и ошибиться и крикнуть невиновному.
Будучи весьма осторожным, Эстебан счел, что он уже достаточно видел и что пора ему возвратиться домой и предупредить хозяина о том, что происходит в городе, тем более что к кортежу Пиппы прибавился еще один человек, когда они вновь шли по мосту: фра Игнасио присоединился к старому Пацци и пошел рядом с ним, оживленно ему что-то рассказывая. Кастилец недолюбливал своего соотечественника, которого считал лживым, жестоким и коварным, в чем он и не ошибался. Сближение этих двух людей ему внушило сильное беспокойство…
Расталкивая локтями толпу, Эстебан отправился за своим мулом, к поклаже которого добавил еще сосуд с оливковым маслом, затем выпил, как всегда, стакан вина, чтобы не вызвать чьего-либо любопытства, и как можно быстрее покинул город, успев заметить при этом толпу, которая начала собираться перед дворцом Медичи и ужасно шумела, так как все говорили, одновременно размахивая при этом руками.
Возвратясь во Фьезоле, он застал Деметриоса в его кабинете, где тот аккуратно заворачивал несколько книг в куски ткани и складывал их в сундук. На столе, на куске замши были разложены по порядку тщательно начищенные хирургические инструменты: ланцеты, скальпели, хирургические иглы, пинцеты и прочее, которые следовали за врачом еще из Византии и которые он сумел сохранить, несмотря на все превратности его долгих путешествий. Рядом стояла старая кожаная сумка, в которой он обычно хранил их. Она была открыта.
Эстебан окинул все это быстрым взглядом:
— Хозяин, ты собираешься ехать?
— Надо всегда быть готовым к отъезду, мой мальчик. Но скажи мне, почему ты вернулся сегодня раньше обычного? Я вижу по твоему лицу, что ты хочешь мне что-то рассказать.
— Это правда, а также правда и то, что я очень обеспокоен.
Кастилец не был великим рассказчиком. В нескольких фразах он изложил все, что он видел и слышал, следя по лицу Деметриоса за тем, какое впечатление производили на грека его слова.
