Жюльетта Бенцони - Флорентийка
Когда они поднялись наверх, Фьора подошла к Деметриосу, опиравшемуся привычным жестом о зубец башни, и накрыла рукой его руку.
— У нас больше нет семьи, ни у тебя, ни у меня, — тихо произнесла она.
— У тебя есть муж…
— Нет. Это был сон, и давай не будем говорить об этом.
Если я хочу его разыскать, то только для того, чтобы отплатить за свои страдания и за его презрение. Он у меня взял все, ничего мне не дав взамен, лишь имя, которое я никогда не буду носить. Ты спас меня и, рискуя собой, отомстил за меня. А так как наша кровь перемешалась, я бы хотела, чтобы ты видел во мне свою дочь…
— Внучку! Я мог бы быть твоим дедом, Фьора. Но видишь ли, нам не дано знать, что нас ждет…
— Даже тебе?
— Даже мне! Занавес судьбы не всегда приподнимается, а движение звезд не может указать все детали. Может быть, нам не стоит попадаться на удочку привязанности? Мы из-за этого можем потом страдать. Мы объединились, чтобы быть союзниками в борьбе, попытаемся этим и удовольствоваться, но я буду заботиться о тебе, как твой дед. И я никогда не забуду, что ты мне предложила сегодня: моя душа впервые оттаяла после смерти Феодосия…
Он взял руку Фьоры и поднес ее к губам, затем взял Фьору под руку:
— Пора обедать. Спустимся, чтобы Эстебан не утруждал себя и не поднимался сюда за нами.
В конце дня они снова поднялись на башню. Со стороны города слышался гул и поднимались облака пыли. Там происходили какие-то события, которые вызвали волнение среди флорентийцев, всегда готовых вспыхнуть. Но это был не бунт, так как молчал большой колокол Сеньории.
Вдруг послышались призывные сигналы горнов. Деметриос пристально вглядывался в даль, напрягая зрение.
— Смотри! Солнце еще не село, а уже закрывают городские ворота…
Действительно. Даже на таком расстоянии было слышно, как падали решетки, загораживавшие вход, скрипели подъемные мосты. Город закрывался раньше обычного. Казалось, на стенах появилось больше солдат, чем обычно…
— На нас движется вражеское войско? — спросила Фьора.
— В таком случае большой колокол призывал бы к оружию. Нет, это происходит внутри города, и они не хотят, чтобы это распространилось в округе… Но смотри! Там что-то горит…
Действительно, густой черный дым, в котором мелькали красные отблески, поднимался в середине города, у реки.
— Господи! — простонала Фьора. — Это настоящее бедствие — пожар в городе, где так много деревянных домов! Кажется, это недалеко от нашего дома…
Деметриос не ответил. Они еще постояли некоторое время, глядя, как над городом поднимается дым и как опускается в море солнце. В наступающих лиловых сумерках все словно бы стало четче, и можно было разглядеть, что творилось в городе…
Стоя как зачарованные, грек и молодая женщина не могли оторвать глаз от этого растревоженного муравейника, где в неясном свете, казалось, будто волнами, двигались даже крыши. Из оцепенения их вывел взволнованный голос Эстебана, который поднялся к ним, а они даже не заметили как:
— Хозяин! Прибыл сеньор Лоренцо! Он хочет видеть тебя и донну Фьору! Быстрее!
Они поспешно спустились, не веря тому, что услышали. Но Лоренцо действительно ждал их. Он стоял у окна в кабинете Деметриоса, одетый в зеленое платье, которое он предпочитал другим, его сопровождал Полициано, его друг. Опершись о шкаф, он играл перчатками. Худое лицо Лоренцо выражало озабоченность, он показался Фьоре еще выше, чем при их последнем свидании под сводами Сеньории. Услышав их шаги, он отошел от окна и повернулся к вошедшим.
— Ты здесь, сеньор? — произнес Деметриос, поклонившись, в то время как его спутница слегка согнула колено для поклона. — Большая честь для нас.
— Мне необходимо было прийти, так как время не терпит.
Как только я выехал из города, отправляясь в Бадию, где проходит заседание нашей Платоновской Академии, за мной закрыли городские ворота. Вам надо как можно скорее уехать отсюда. Завтра вы должны быть как можно дальше от тех, кто ищет вашей смерти.
— Скажешь ли ты нам, что происходит, сеньор? — спросила Фьора. — Мы знаем, что тело Пьетро Пацци было выловлено в Арно, что Пиппа была арестована, но я не понимаю, почему кто-то хочет убить нас!
— Потому что эта женщина заговорила. — Лоренцо бросил на нее мрачный взгляд. — Она обвиняет тебя в том, что ты убила горбуна с помощью колдуна, одетого как нищий…
— Я? Но как я могла попасть к ней?
— Она говорит, что знает тебя давно, что ты приходила к ней на свидание с мужчинами и что после того, как ты убежала из монастыря, ты пришла к ней искать убежище… Пьетро был один из тех, с кем ты встречалась, так как он был в тебя очень влюблен…
— Что за бредни? — вскричала молодая женщина. — Значит, в этом городе, твоем городе, можно рассказывать что тебе заблагорассудится и о ком хочешь? И разумеется, ей поверили?
— Всегда верят тому, что нравится черни.
— Правда? Тогда скажи, как чернь восприняла известие об аресте Иеронимы? Каким образом ее свекор днюет и ночует в Сеньории?
— Народу неизвестно об этом аресте.
Лоренцо отвел глаза от лица молодой женщины, запылавшего гневом, и его низкий голос стал еще глуше, когда он сказал:
— Иеронима бежала из тюрьмы до того, как стало известно о ее аресте. Она в бегах, и никто не знает, где она…
— Что?! — в один голос воскликнули Фьора и Деметриос.
— Как это случилось? — спросил грек, стараясь ничем не выдать своих чувств.
— У стражников было два клиента Пацци, и они тут же предупредили Джакопо. Он пришел со своими людьми и с испанским монахом за своей невесткой, она была еще без сознания. Это позволило им сказать, что она стала жертвой обмана и колдовства… Труп Пьетро, выловленный в реке, и признания Вираго подлили масла в огонь. Фра Игнасио призывал народ на всех площадях и перекрестках схватить тебя, Фьора, и Деметриоса…
— А ты, — бросила Фьора, — что ты делал в это время?
Ты, хозяин Флоренции, всемогущий Лоренцо Великолепный?
Что делал ты в то время, когда убивали твоего друга, моего отца? Что делал ты в то время, как меня обвиняли в Санта-Лючия, когда меня выкрали из монастыря, затем спрятали у Вираго, которая отдала меня в руки этого презренного Пьетро и он стал меня душить? Если бы не Деметриос, он убил бы меня, а ты ничего не предпринял. Ты меня лишил всего, ты позволил…
— Поджечь дворец Бельтрами, — тихо сказал грек. — Это он горит, я не ошибся?
Фьора повернулась и с ужасом посмотрела на него.
— Мой дом?
— Да, Фьора, — произнес Лоренцо, — твой дом. Когда ты поймешь, Фьора, что мы живем в республике и что моя власть заключается в том, что я стараюсь сделать ее богатой, счастливой и могучей?
