Рыжее наследство - Ромич Инна
— Уезжай! — крикнув он, вкладывая ей в безвольные руки конский повод.
— Нет! — зарыдала она. — Нет, нет, нет! Я люблю тебя!
Рыцарь выхватил кинжал и ткнул острием в круп своего жеребца. Оскорбленное животное заржало, взбрыкнув задними ногами, и с места сорвалось в галоп.
— Береги ее, головой отвечаешь! — Он погрозил кулаком несчастному Оуэну. — Прощай!
Двое всадников растворились в серых сумерках ночи. Ричард Далхаузи постоял еще немного, пока не затих топот копыт по дороге, а потом медленно побрел назад. Его охватило какое-то странное чувство, будто он утратил нечто такое, без чего никак невозможно жить дальше. Ему даже стало тяжело дышать... Он остановился, разрывая ворот котты, и глубоко вздохнул. Теперь он может умереть как настоящий воин. На пустынной дороге посреди леса стояла покойная тишина, лишь из лагеря доносился приглушенный шум — там готовились к утреннему бою. До него оставалось несколько часов.
На ветру слезы высохли быстро. Пригнувшись к седлам, они молча мчались прочь от французского лагеря. Оуэн вопреки всему был серьезен, да и ей не хотелось разговаривать. Глотая слезы, она молча мчалась вперед, подгоняя коня почти бессознательно. Казалось, что в груди, где только что горел маленький огонек, вдруг возникла огромная дыра, сквозь которую по капле вытекает жизнь.
Постепенно Эрика впала в какое-то странное оцепенение. Мимо летели редкие деревья, холмы смутно желтели в лучах рассветного солнца, но она не замечала ничего, погруженная в себя. В голове было одно: он ее любит, а она уезжает от него, покидает одного... Только что обретенная любовь яростно боролась за существование, пронося перед ее внутренним взором новые и новые образы. Она тонула в Клайде, и чья-то рука хватала ее и вытаскивала на поверхность; черный конь Дугласа мчался на нее, но стрела втыкалась точно перед ним, заставляя остановиться и повернуть назад... «Не бойся, все будет хорошо, главное, что ты жива», — шептал знакомый голос.
Они уже отъехали достаточно далеко. Солнце взошло над горизонтом, кругом простирались обнесенные изгородями поля, пели птицы. Покой и благодать плодородной земли убаюкивали, не давая возможности поверить в то, что в этой сонной сытой тиши может произойти что-то страшное. Странно было вообразить среди мирной картины, что совсем недалеко отсюда скоро прольется людская кровь, обагряя высокую траву...
Такое же свежее и тихое утро стояло, когда она убегала из Тейндела, подумала Эрика. Так же громко пели птицы. А в это время ее отец и братья сражались с проклятым Ноллисом... Год назад. Почти год. Она рванула повод коня, заставляя его остановиться. В тишине громко стрекотали кузнечики, солнце медленно поднималось над окрестностями.
— Ты чего? — спросил паж. — Поехали, Дик приказал...
— Тихо! — шикнула на него Эрика.
Какая-то мысль не давала ей покоя. Что-то мешало... «Прощай!» — сказал он. Прощай — значит навсегда. Вдруг она отчетливо услышала слова Дика: «Если хочешь выжить и спасти своих близких, нужно научиться сражаться самому».
— Так тихо... — робко сказал Оуэн.
Эрика покосилась на него. Паж был бледен как полотно. Веснушки на его физиономии казались маленькими фонариками, глаза были размером с блюдце. Девушка хотела было сказать, что сюда ничего и не должно доноситься, как вдруг они услышали.
Страшный выкрик, словно единый вздох, потряс окрестности, заставив всадников зажать уши, а лошадей испуганно отпрянуть в сторону.
— Аа-а-ахха-а!
В этом крике слышалась такая жуть, что они невольно пригнулись к головам лошадей.
— Что это? — выдохнула девушка.
— Это оно... сражение, — с ужасом прошептал Оуэн. — Началось.
Эрика на мгновение закрыла глаза, чувствуя, как холодеет сердце.
— Поворачиваем назад! — вдруг бешено выкрикнула девушка.
— Ты что?! — вытаращил на нее глаза паж. — Ведь он приказал... Я головой за тебя отвечаю. Не пущу!
— А мне все равно, что он приказал! — срывая голос, заорала она. — Хэй-я!
Она рванула повод, заставив лошадь встать на дыбы. Конь жалобно заржал, и Эрика едва не вывалилась из седла. Сделав гигантский прыжок, серый жеребец понесся обратно прямо через поле, приминая спелую пшеницу.
На поле кипело яростное сражение. Англичанам удалось занять выгодную позицию на высоте: два холма примыкали друг к другу, образуя пологую дугу, на которой высился частокол, спешно выстроенный по приказу Черного принца. В просветах между кольями сплошной стеной стояли валлийские лучники, буквально поливая стрелами наступающую армию французов. Звон спускаемых тетив, зловещий свист стрел слышались в воздухе, нагоняя панику на противника.
Огромная белая палатка короля Иоанна виднелась на небольшой возвышенности. Окруженный своими рыцарями, король Франции сидел в седле великолепного белого иноходца, который в нетерпении рыл копытом землю.
Король Иоанн приказал спешиться своим рыцарям, слепо повторяя маневр собственного врага, совершенный им десять лет назад, и теперь горько расплачивался за это. Тяжело вооруженные французские рыцари в тридцати фунтовых доспехах медленно брели по колено в грязи, представляя собой идеальные мишени для стрелков. То тут то там кто-нибудь хватался за грудь, пронзенную длинной валлийской стрелой, и падал замертво. Поле было устлано множеством тел, а у стен частокола кипел яростный бой. Здесь сражался цвет французского рыцарства. Яркое солнце отражалось от тысяч шлемов, играло на великолепных доспехах, ветер полоскал штандарты самых разнообразных расцветок и форм. Французы сражались яростно, но англичане стойко держали оборону, не позволяя выманить себя за ограждение. Люди принца понимали, что их гораздо меньше, и это придавало им сил. Злость отчаявшегося зачастую сильнее храбрости мужественного...
Нападающие напирали. Казалось, сейчас французы сломят отчаянное сопротивление, сметут частокол...
— За святого Георгия и Англию! — внезапно потряс округу громкий клич.
Большой отряд английской конницы неожиданно вынырнул из-за холма, где скрывался до поры, и наметом понесся на ряды осаждающих. Французы на мгновение дрогнули, но тут же сплотились в единый строй, выставив вперед копья и мечи. Теперь им приходилось сражаться на два фронта. Их собственные лучники и арбалетчики ничем не могли помочь нападающим — стрелы поражали своих же.
Король Иоанн, наблюдавший за ходом сражения, решительно опустил забрало остроносого бацинета.
— Вперед! — громко крикнул он.
Его величество поднял копье, посылая вперед своего коня, и отборная французская конница ринулась вперед, давя своих же пехотинцев. Конники сшиблись с англичанами, успевшими развернуться и перестроиться в боевой порядок. Раздался треск копий, звон мечей, послышались крики умирающих и раненых... Сражение переросло в общую свалку, боевой порядок нарушился. Теперь каждый бился с каждым. Люди рубили, кололи, кто-то кричал надрывно и тонко на одной ноте, где-то слышались страшные английские ругательства... Все перемешалось, невозможно было понять, где чужие, где свои...
Отряд Дика, с самого начала оттесненный англичанами на левый край, сражался в редком лесочке на возвышенности. Их позицию можно было назвать относительно удачной — отсюда просматривалось практически все поле битвы. Шотландцам удалось прорвать оборону англичан, и теперь они медленно двигались вперед, тесня противника на вершину холма.
— Ричард! — заорал Мак-Гил, неутомимо работая мечом. — Гляди!
Далхаузи обернулся и увидел, как прямо под ними вдоль изгороди пробирается крупный отряд англичан. Видимо, они собирались обойти их позиции и ударить с тыла, отрезав от французов.
— Уэмисс, оставайся тут, — скомандовал рыцарь, скатываясь вниз. — Вперед!
Он уже мало что соображал. Хмель битвы ударил ему в голову, опьяняя и заставляя действовать по наитию. Дик сшибся с каким-то пехотинцем, опрокидывая его навзничь, и помчался вперед, рубя англичан направо и налево. За ним, мелькая голыми ногами, бежали шотландцы, угрожающе выставив наперевес пики. Их неожиданная атака спутала карты противника — англичане дрогнули и побежали.
