Жаклин Брискин - Все и немного больше
К середине января «Блейзер» был почти полностью отснят.
В последнюю среду месяца снималась сцена, в которой Мэрилин изображала езду верхом на работавшем от электропривода макете лошади, а в это время проектор, синхронизированный с камерой, проецировал изображение меняющихся зимних лесных пейзажей на белый экран, находящийся позади нее. Будущие зрители увидят Рейн Фэрберн в роскошном наряде, скачущую легким галопом на черном арабском скакуне — ну куда же еще? — к затерявшемуся в чаще дворцу.
Когда она слезла со своего хитрого сооружения из дерева и стали, к ней подошла костюмерша и поднесла телефон, от которого тянулся длинный шнур.
— Мэрилин, вас просят.
Мэрилин взяла трубку, уверенная, что это мать. Беспокоясь о дочери, Нолаби привозила ее на съемки и увозила домой. Иногда она ждала ее здесь, а чаще всего несколько раз звонила, справляясь о положении дел.
— Мэрилин? — раздался в трубке голос Джошуа.
Услышав этот знакомый, ненавистный, рокочущий голос, Мэрилин онемела от дурного предчувствия.
— Черт побери, нас разъединили.
— Я слушаю, — шепотом сказала она. — Что-то с Билли?
— Он попал в аварию.
Она словно оказалась в каком-то безжалостном мире, в котором нет тепла, нет надежды и царствует вечный ужас.
— Он не… — Мэрилин не смогла произнести последнее слово — «погиб».
— Он в больнице.
— Ты где сейчас?
— В больнице св. Джона.
— Я сейчас приеду. Ах Боже мой, мать уехала!
— Мэрилин, ты должна держаться. — Голос Джошуа стал еще глуше. — Ведь Билли может нуждаться сейчас в тебе.
— Но как я доберусь туда? — в отчаянии воскликнула она.
— Скажи, чтобы тебе дали лимузин.
38
Приемный покой был без окон, но выглядел светлым. На стенах висели распятие и два эстампа с религиозными сюжетами. Кроме сгорбившегося в углу Джошуа, в помещении никого не было. Когда вошла Мэрилин, он встал.
Его брюки и рубашка были в ржавых пятнах. Загорелые щеки сильно обвисли, а складки, идущие от уголков рта, стали настолько глубокими, что подбородок казался подвешенным, словно у куклы-марионетки. Чувства, которые она испытала, увидев его, — ненависть, гнев, страх, сожаление — быстро отошли на второй план под натиском безграничного материнского горя.
— Как чувствует себя Билли? — спросила она.
— Пока ничего не говорят. Еще и часа не прошло, как мы приехали сюда.
— Часа! — Она сразу вспомнила посещение больницы, связанное со смертью отца, когда она и мать покорно ждали, а строптивая маленькая Рой криком выражала свой протест недружелюбно настроенной медсестре. — И ты до сих пор не спросил!
— Да спрашивал я, черт побери! Единственное, что я здесь делал, это спрашивал! Эта больница похожа на какого-то мерзопакостного спрута! Какие бы щупальца я не атаковал, ответ везде один: нет сообщений. — Он шумно вздохнул. — Может, это занимает много времени при травме головы?
— Травме головы?
— Я не совсем уверен в этом. Может, что-то внутри. Но он был без сознания, и голова кровоточила.
Ей показалось, что кровоточит ее собственная голова.
— Мэрилин, ради Бога, присядь.
Она продолжала стоять.
— Он упал?
— Это моя вина. — Он сидел, свесив руки вдоль тела и ссутулив плечи в окровавленной рубашке. Мэрилин никогда не видела его таким растерянным и напуганным.
Она опустилась на стул.
— Что все-таки случилось?
Он пододвинул свой стул поближе к ней.
— Мы были на Беверли-драйв… Ты же знаешь, как его интересует зоомагазин. А после того как ты ушла, он стал еще более капризным. Я ведь сказал ему, что ты ушла потому, что не хочешь с ним вместе жить… Что ты бросила его.
— О Господи!
— Я выгляжу эдаким праведником. Настоящим принцем, правда?
— Неудивительно, что он стал неуправляемым.
— Да. Стал мочиться в постель… постоянные вспышки раздражения… Мы были вдвоем на Беверли-драйв. Билли стал требовать, чтобы мы пошли в зоомагазин. Большой Джошуа решил, что сейчас самое время преподать ребенку урок терпения. Я сказал, что у меня есть важное дело, что на щенков мы посмотрим в другой раз. После этого я стал внимательно осматривать витрину фотомагазина, черт бы его побрал.
— Он выскочил на мостовую?
С тяжелым вздохом Джошуа кивнул.
— Я услышал визг тормозов. Какой-то старый драндулет резко свернул в сторону, чтобы не наехать на него, но отбросил его в кювет. Он лежал там без движения, с окровавленной головой… Такой жалкий, маленький комочек… Полицейские оказались на месте происшествия сразу же — в этом сила полицейских Беверли Хиллз, они всегда под рукой, как выясняется ex post facto[8]. Они что-то говорили о скорой помощи. Но разве я мог ждать? Я схватил его и повез сюда… Сигналил всю дорогу, как сумасшедший, и жал на газ. Как только они взяли его, я позвонил Ренквисту, нейрохирургу. Он был занят, но я убедил его приехать.
— И что он сказал о Билли?
— Он еще не приехал. — Джошуа устремил взгляд черных глаз на Мэрилин. — Полицейские сказали, что Билли нельзя трогать, но я не послушался. Как ты считаешь, я навредил ему?
Было ли когда-нибудь такое, чтобы Джошуа с молящим взглядом ждал от нее успокаивающих слов?
— Не знаю, Джошуа, право, не знаю…
— Здесь в зале есть часовня, — проговорил он.
Постепенно затих звук его тяжелых шагов. Мэрилин осталась одна. В голове метались по какому-то замкнутому кругу обрывки мыслей.
Она пошла вслед за Джошуа.
В часовне был совсем иной запах, чем в больнице, — медовый аромат пчелиного воска, который шел от свечей, мерцающих в красных стаканчиках. Впереди стоял коленопреклоненный Джошуа, опустив массивную седую голову. В тишине были слышны произносимые им слова молитвы:
— Святая богоматерь Мария, благословенно имя твое, помолись за нас и в час нашей смерти, святая богоматерь…
Мэрилин не могла сказать, сколько времени наблюдала она за тем, как ее муж возносил молитву Богу, в которого не верил. Затем она двинулась по проходу, устланному толстым ковром.
Он обернулся к ней и прижался лицом к ее бедрам, облаченным в элегантные бриджи для верховой езды.
— Мэрилин, я проморгал обоих своих сыновей, — низким, приглушенным голосом сказал он. Но затем голос его возвысился и зарокотал. — Они были радостью и надеждой моей жизни, а я их потерял… Когда объявился Линк, я был в таком восторге, что готов был написать на небе: он воскрес, он воскрес! Но он хотел тебя, ты хотела его… Какие постыдные вещи я выкрикивал ему! Назвать собственного сына полужиденком! Он мужественный, достойный мужчина, гораздо лучше меня, и я всегда им гордился… Ну почему я не в состоянии сказать ему об этом? Билли дал мне второй шанс — и что я сделал? Боже милостивый, что я сделал? — Он обвил руки вокруг ее талии и покачивался, стоя на коленях, раскачивая их обоих.
