Виктория Холт - Власть без славы
Пора посмотреть правде в лицо. Такова была воля Божия, чтобы я испытала все, что выпало на мою долю. Если мне суждено жить, я исполню свой высший долг перед Богом. И Бог не оставит меня. Уехать или остаться? Рочестер ясно дал понять, что, уехав, я могу спасти свою жизнь, но потеряю корону.
Я стала молиться, прося Господа наставить и поддержать меня.
Господь внял моим молитвам, и утром я уже была спокойна, приняв окончательное решение.
* * *Сэр Роберт принял гонца с письмом от Дюбуа, сообщавшего о своем прибытии. Дюбуа писал, что этой ночью вода в реке поднимется и корабль легко пройдет вверх по реке. Следующей ночью это будет уже сложнее. С учетом прилива, корабль должен быть в условленном месте ровно в два часа ночи, не позже. Желательно, чтобы моя свита была как можно меньше, иначе могут возникнуть подозрения.
Рочестер ответил запиской, в которой просил Дюбуа встретиться с ним на церковном дворе. Там они будут у всех на виду и не вызовут подозрений, так как легко понять, что они обсуждают условия сделки.
Перед тем как Рочестеру уйти на встречу с Дюбуа, я сказала:
– Сэр Роберт, всю ночь я обдумывала свое решение.
– Не сомневаюсь, Ваше Высочество, что вы приняли единственно верное решение. Вы – истинная католичка.
– Я должна исполнить свой долг. Все остальное не имеет значения.
Он низко поклонился и поцеловал мою руку.
– Ждать осталось недолго, – сказал он, – когда я паду на колени и назову вас «Ваше Величество, королева».
– Но сначала придется пережить немало опасностей.
– Ничего, миледи, с Божией помощью…
– Да, – повторила я за ним, – с Божией помощью.
Секунду мы стояли молча. Потом мне подумалось, что, если бы нас кто подслушал, нам бы несдобровать. Но поблизости никого не было. В преданности сэра Роберта я не сомневалась. И хоть страх меня все еще не покинул, но сознание того, что я поступила, как велит мне долг, придало сил.
– Идите и сообщите мое решение Дюбуа, – сказала я.
– Придется преподнести его в мягкой упаковке, – ответил Рочестер, – если я прямо заявлю, что вы не едете, то, учитывая, какая была проделана подготовка, могут возникнуть ненужные эмоции. Лучше я заговорю о возможности отсрочки.
– Но он же написал – сегодня или никогда.
– Что ж, миледи, сегодня этого не произойдет.
И Рочестер отправился на свидание. Вернувшись довольно скоро, он сразу пришел ко мне с рассказом. Сообщив Дюбуа об усилении контроля на дорогах, Рочестер выразил опасение, что меня могут заметить. Поэтому лучше было бы несколько отложить отъезд. «Императору необходимо объяснить, насколько это опасно, – добавил Рочестер, – и тогда он поймет, что самое лучшее – это отложить операцию до зимы».
Дюбуа был ошарашен. Он довольно резко ответил, что лишь выполняет поручение императора и сам не принимает решения. Но, однако, ему непонятно, как это принцесса, так отчаянно умолявшая помочь, отказывается именно в тот момент, когда план уже приведен в исполнение.
– Он был очень разочарован нами? – спросила я с улыбкой.
– Сказал, что выполнил все инструкции императора, и ему нужно, чтобы вы, Ваше Высочество, письменно подтвердили его непричастность к возникшим изменениям первоначального плана.
– Я не замедлю написать все, что необходимо, чтобы на нем не было и тени вины.
– Еще я постарался убедить его, – заметил Рочестер, – что вы не изменили своего решения, но в данный момент это чрезвычайно опасно из-за усиленного контроля на дорогах. Зимой можно снова вернуться к намеченному плану. Он ответил, что для него вопрос лишь в том, ехать или оставаться – да или нет.
Днем Дюбуа нанес мне визит. К тому времени я еще более утвердилась в своем решении. Он был взбешен. Ему нужно было мое письменное подтверждение, что я сама в последний момент отказалась ехать и его вины тут нет.
Получив все что нужно, Дюбуа отбыл к себе во Фландрию.
Меня всегда интересовало, как все-таки возникают слухи. Разнесся слух, что я сбежала. Из уст в уста передавались подробности: посещение моего дома в Вудхэм-уотер неизвестными лицами, корабли, груженные зерном, на которых под видом купцов находились люди императора, приехавшие на помощь принцессе…
Дошли слухи и до Совета. Немедленно во все порты были посланы подразделения солдат, и все прибывающие корабли были подвергнуты строжайшей проверке.
Ко мне явились королевские гонцы с приказом: либо переехать в другой замок – подальше от побережья, либо предстать перед судом. Я снова сослалась на болезнь и не двинулась с места, понимая, что любое передвижение сейчас грозит смертельной опасностью.
КОРОЛЕВА – НАКОНЕЦ!
У Сомерсета опять начались неприятности. Мне было жаль его, потому что по-своему он был добр ко мне. Я думаю, это ему я обязана тем, что никто не запрещает мне слушать Мессу.
Казалось, он завоевывает себе поддержку в стране, в то время как Уорик утрачивает популярность. Сомерсет намеревался сместить его, но Уорик был коварен и все более обуреваем жаждой власти. Он совсем возвысился и стал теперь герцогом Нортумберлендским.
Вскоре он заявил, что раскрыл заговор, устроенный Сомерсетом с целью убить его, Нортумберленда, и захватить власть. Сомерсет был арестован и отправлен в Тауэр по обвинению в покушении на завладение троном для своих наследников.
Имелись доказательства, что он собирался сместить Нортумберленда, но это само по себе еще не было преступлением. Однако Нортумберленд твердо решил уничтожить своего врага, и, поскольку он был самым могущественным человеком в стране, Сомерсета признали виновным и приговорили к смертной казни.
Он принял смерть с достоинством и был похоронен в часовне св. Петра между Анной Болейн и Катариной Хоувард.
Беспринципный Нортумберленд и мой брат, все более тяготевший к Реформации, вызывали у меня очень тревожные чувства.
К моему величайшему огорчению, пришло письмо из Тайного Совета и еще одно от короля. Прочитав их, я очень расстроилась, хотя после того, как им стало известно о моих замыслах, я постоянно ожидала с их стороны каких-нибудь решительных действий.
Если до сих пор мне разрешалось следовать своим религиозным убеждениям, теперь, видимо, все должно было измениться.
Брат требовал, чтобы я следовала новой религии, признанной официальной. А я-то воображала, что мне позволено то, что запрещено другим. Разве это не возмутительно, писал он, что такая высокая особа, как я, не подчиняется ему? Я поняла, что это значило. Отказываясь повиноваться установленным законам, я проявляла неповиновение по отношению к нему. Неестественно, продолжал он, что его собственная сестра ведет себя подобным образом. Мне напоминали, что в дальнейшем такое неповиновение недопустимо и повлечет за собой наказание, которому подвергаются все еретики.
