П. Паркер - «Великолепный век» Сулеймана и Хюррем-султан
Она вскинула голову и посмотрела в глаза Хафсы. Валиде-султан ответила ей едва заметным кивком; в глазах ее сверкнула искра, свидетельствующая о том, что Хафса знает о самых заветных желаниях Хюррем. Две женщины сжали друг другу руки, словно скрепляли союз, который поможет Хюррем осуществить ее мечты, и снова повернулись к трем мальчикам, которые вот-вот станут мужчинами…
Служитель произнес молитву и, по очереди склонившись перед каждым из мальчиков, ловко обрезал им крайнюю плоть. Мустафа слегка вскрикнул от боли. Зато Мехмет стоял прямо и горделиво. От возбуждения кровь прилила к низу его живота, и его детородный орган восстал. Заметив это, Сулейман улыбнулся. Хюррем увидела, что символ мужского достоинства Мустафы по-прежнему безвольно висит; она многозначительно улыбнулась. Следующим был юный Селим. Шестилетний мальчик заметно дрожал, когда служитель опустился перед ним на колени, и едва заметно вскрикнул от боли, когда кинжал сделал свое дело. Хюррем хотелось его утешить, но Хафса крепче сжала ее руку и удержала на месте. Впрочем, вскоре ее младший сын опомнился и вызывающе вскинул вверх подбородок.
Крайнюю плоть юных шехзаде поднесли двум фавориткам на золотых блюдах.
Кинжал, которым мальчиков превратили в мужчин, передали валиде-султан; та изящно приняла его.
За стенами дворца устроили салют; грохотали военные барабаны. Зрители на Ипподроме и толпы на улицах разразились одобрительными и восторженными криками.
Сулейман подошел к сыновьям. Все они по очереди поклонились и поцеловали отцу руку. Он взял на руки маленького Селима и приласкал его.
— Что ж, сынок, сегодня ты доказал, что ты на самом деле мой сын. Сегодня после ужина и после того, как мы отметим ваш переход в мир взрослых, вас в ваших покоях ждет сюрприз, который доставит вам величайшую радость.
Селим покраснел и захихикал. Хюррем радостно улыбнулась, вспомнив молодую красавицу, которую она сама выбрала на невольничьем рынке и научила всем тонкостям ублажения мужчин… и мальчиков.
Вечерние развлечения и празднества продолжались во дворце Ибрагима еще несколько часов после полуночи. Затем трех молодых шехзаде сопроводили назад, в их покои, где их ждали обещанные дары.
Хюррем смахнула с глаз слезы счастья и прижалась к Сулейману.
— Сегодня, милая, в доме Османов четверо мужчин; и все они, если, конечно, ты не против, насладятся истинным удовольствием, подарить которое способна только женщина.
Хюррем прошептала:
— Да, любимый. Ничто не сравнится с такой радостью.
— Сулейман! — крикнул великий визирь из второго шатра, где он ужинал вместе с Хатидже.
Сулейман подмигнул Хюррем:
— Схожу-ка и посмотрю, чего хочет мой пьяный друг. — Он поцеловал ее и перешел в соседний шатер.
Улыбка с лица Хюррем сразу же исчезла.
«Бежит на зов, как собачка!» — Обернувшись, она наткнулась на решительный взгляд Хафсы. Две женщины навострили уши, стараясь услышать, о чем говорят за тонким пологом из материи.
— Господин мой, праздник праздником, но надо же и нам развлечься! — закричал Ибрагим.
Султан усмехнулся:
— Что у тебя на уме, мой великий визирь?
Хюррем и Хафса заметили качающийся силуэт Ибрагима и дымок кальяна, вьющийся вокруг него.
— Состязания в борьбе, господин. Прошло много лет с тех пор, как мы с тобой мерились силами.
Сулейман громко расхохотался. Хюррем и Хафса встревоженно переглянулись.
— Боюсь, друг мой, — сказал Сулейман, опускаясь на диван рядом с Ибрагимом, — из-за ноги мне не совладать с твоими выкручиваниями и захватами.
Несколько мгновений в соседнем шатре царило молчание. Затем Ибрагим предложил такое, отчего Хюррем вздрогнула и ахнула.
— Что ж, отлично. Раз я не могу бороться с тобой, я буду бороться с твоим Давудом. Пусть он займет твое место!
Хафса ближе придвинулась к Хюррем и крепко прижала ее к себе. Она прошептала ей на ухо:
— Тише, Хюррем… не говори ни слова, не показывай ни единым намеком, ни жестом, что как-то связана с этим человеком. Змей не должен знать твою тайну, иначе он воспользуется ею, чтобы одержать верх над домом Османов.
Хюррем, потрясенная, посмотрела в глаза валиде-султан:
— Так, значит?..
— Дитя мое, ты прекрасно знаешь, у меня много шпионов. Кроме того, я не дура. Мои сети простираются далеко, гораздо дальше границ нашей империи. Я знаю о невинности помыслов Давуда и о его бессмертной любви. А теперь молчи. Не говори ни слова. И больше никогда не заговаривай на эту тему, так как даже самый тихий шепот приведет его к немедленной смерти — а возможно, и к смерти Сулеймана и нашей.
Хюррем прижалась к валиде-султан. Силуэты на шелке перед ней задрожали, когда материя раздулась от легкого ветерка.
Сулейман затянулся из кальяна друга и, одурманенный, громко закричал:
— Так тому и быть! Я пошлю за ним немедленно, и мы посмотрим, кто из вас победит!
Хюррем ничего не говорила; больше часа она плотно сжимала губы. Это время ушло на то, чтобы несколько ичогланов разыскали Давуда и привели в шатер Ибрагима. Хатидже вернулась к одалискам, чтобы Давуд мог войти в соседний шатер. Глаза Хюррем наполнились слезами, когда на шелке перед ней показалась тень ее детской любви.
Хафса крепче сжала ее руку.
— В чем дело, дорогая? — спросила Хатидже.
— Ни в чем. Просто сегодня такой волнующий день, — прошептала Хюррем, с тоской глядя на силуэт Давуда. Она разглядела его до мельчайших подробностей. Он был немного выше Сулеймана и уж конечно выше Ибрагима, оба встали с мягкого дивана. Хюррем любовалась им. Она разглядела профиль любимого, и ком подкатил у нее к горлу.
— Господа мои… — сказал Давуд.
Хюррем затаила дыхание, слушая, как он красноречиво изъясняется по-арабски. Странно было слушать чужеземную речь, льющуюся из уст Давуда — Дариуша.
— Давуд! Мой великий визирь предложил мне бороться с ним. Но поскольку я не могу бороться, мы решили, что ты сразишься за меня.
Хюррем увидела, как Давуд поклонился.
— Мой господин Сулейман, это большая честь для меня.
Сулейман потрепал волосы Давуда:
— Вижу, друг мой, у тебя снова отросли волосы. Скоро они будут такие же длинные, как у меня.
— Да, господин. — Хюррем расслышала нежность в голосе Давуда, но отношение молодого человека не укрылось и от Ибрагима, и от фавориток, которые жадно прислушивались к разговору.
У всех на глазах Ибрагима и Давуда окружили несколько ичогланов. Обоим помогли раздеться. Ичогланы надели на них тесные кожаные панталоны. Тени их мужественности плясали на тонкой материи перед женщинами — мужественности, которая находилась в нескольких шагах от них. Она не укрылась от их глаз. Затем ичогланы обильно умастили кожу соперников оливковым маслом.
