Сьюзен Виггз - Огненный рай
— Ты выглядишь так, как будто весь мир преследует тебя, Эштон, — задумчиво заметила она. — Когда-то эти же слова ты сказал мне. Три года назад, таким же летним днем.
Бетани соскочила с седла, привязала лошадь, сорвала цветок шиповника и приблизилась к нему, с естественной соблазнительностью покачивая бедрами. Его пальцы сжались в кулаки. Она легко коснулась цветком его груди.
— И ты был прав: казалось, весь мир преследовал меня — родители настаивали выбрать приличного мужа, но мне хотелось только тебя. Глупо с моей стороны?
— Трудно ответить на этот вопрос. — Он едва узнавал собственный голос. Ее глаза наполнились грустью.
— Я много узнала с тех пор. Любовь. Предательство. — Ее слова разрывали сердце; хотелось бы исправить эти годы, он сожалел о причиненной ей боли.
— Я танцевал с тобой в тот день.
— Теперь ничего не исправишь танцем.
— И поцеловал.
— А я влюбилась в тебя.
В следующее мгновение она оказалась в его объятиях — он целовал ее лицо и волосы, наслаждаясь близостью. Нежные лепестки шиповника смялись между напряженными телами; и цветок, и их одежда упали на песок. Эштон, забыв обо всем, кроме любви, поразился несовершенству собственной памяти: как можно было забыть мягкость и аромат ее кожи, шелковистость волос, приливы страсти и горячие объятия? Ее дыхание сделалось прерывистым, похожим на рыдание.
— Боже, — прошептал он, — что с нами произошло, Бетани?
Дрожа, она отстранилась от него, медленно оделась. Взглянув на лошадей, не ответила на его вопрос.
— Готовятся для Континентальной кавалерии, не так ли?
— Откуда тебе это известно? — потребовал он ответа.
— А этот мерин принадлежит лейтенанту Ярову, не так ли? В самом деле, Эштон, у Михаила Ярова необузданный темперамент — он чуть не придушил подчиненного, когда обнаружил пропажу. — Бетани снова взглянула на гнедого. — Нетрудно догадаться: ты дожидаешься темноты, чтобы проскочить мимо английских фрегатов. Девять вечера — самое удобное время. Думаю, ты уже изучил расписание патрульных служб, правда?
Эштон схватил ее за руку.
— Что за игру ты ведешь?
Она многозначительно посмотрела на его руку.
— Твоя жизнь мне дороже лошади Ярова. И я не собираюсь доносить на тебя.
Эштон расслабил руку.
— Тогда зачем ты пришла сюда?
— Я бываю здесь ежедневно, с тех пор, как узнала о твоих планах тренировать лошадей для мятежников. Догадалась, что ты изберешь именно это место, потому что оно очень уединенное. — Она отошла от него на несколько шагов. — Эштон, это безумие. Тебя обязательно схватят.
— Такая забота с твоей стороны очень трогательна.
— Моей главной драгоценностью является Генри, а ты можешь лишить его счастья.
— Неужели тебе бы хотелось желать сыну слишком хилого отца, неспособного бороться за свои убеждения? Мужчину, который бы отвернулся от дела свободы?
— Отца, который не повинуется своему королю и выступает против соседей, — возразила Бетани.
— Мы ни о чем не договоримся до тех пор, пока ты принимаешь у себя в доме Дориана Тэннера. Или ты выступаешь не только в роли хозяйки с этим блестящим офицером?
Упрямый взгляд голубых глаз скрестился с гневным орехово-золотистым. Ему хотелось трясти жену за плечи, пока зубы не застучат и она не запросит пощады, и, одновременно, заключить в объятия, чтобы снова понять, почему они когда-то полюбили друг друга. Эштон знал, что она слишком горда, чтобы искать утешение в объятиях другого мужчины.
— Я не хотел произносить этих слов, — признался он, понизив голос. — Прости.
Она резко вскинула голову.
— Ты знаешь, Эштон, что впервые просишь у меня прощения?
— И, несомненно, не в последний раз.
Глава 21
Жарким июльским днем по аллеям сада Систоуна, ведущим к летнему домику, где располагалась школа Бетани, торопился Эштон, испытывая неловкое чувство непрошеного гостя и необъяснимую тяжесть на душе — было о чем поразмышлять.
Шарль Гектор Теодат, граф де Эстен, направлял свой флот из залива Делавэр на север, намереваясь освободить Ньюпорт от англичан; генерал Салливан, командующий Континентальной армией, планировал провести операцию на суше — по всем расчетам двойной удар должен был смести «красные мундиры» в считанные часы. План, разработанный маркизом де Лафайетом и генералом Вашингтоном, казался очень надежным, но де Эстен прослыл на флоте слишком осторожным человеком, а шотландский темперамент Салливана и его невезение вошли в поговорку.
Заходящее вечернее солнце бросало золотые тени на летний домик, тонкий аромат роз и кентерберийских колокольчиков пронизывал воздух, навевая сентиментальные мысли. Эштону припомнилось, как три года назад они вдвоем сидели в этом домике и ему, практичному человеку, в голову пришла мысль использовать его не только для украшения. Мог ли он тогда додуматься, что жена приспособит его для таких благородных целей.
Хотя здание и было перестроено, чувствовалась некоторая его заброшенность: трава и кусты росли в своем первозданном виде, не зная, что такое английские лужайки и подстриженные газоны, — еще одно свидетельство презрительного отношения Дориана к благотворительной деятельности Бетани; в отличие от школы, конюшни и каретный двор содержались в идеальном порядке.
Эштон помедлил у двери, расправил плечи и сжал пальцы в кулаки, как бы готовясь к схватке, на губах появилась натянутая улыбка. Ему было понятно, что с женой предстоит нелегкий разговор, когда ей станет ясна причина его прихода.
Эштон приготовился войти в дом, но услышал гневный голос Бетани:
— Как только могла такая безумная мысль прийти вам в голову!
Эштон помедлил и прислушался. Послышались мужские шаги.
— Мой план совершенно логичен. — В благовоспитанной речи Дориана Тэннера слышалось раздражение. — Пора задуматься об образовании Генри, — продолжал он. — Через несколько лет ему можно будет поступать в Итон.
— Я никогда не отправлю своего сына на учебу в Англию, — возмущенно ответила Бетани.
— И поступите очень неблагоразумно, — заявил Тэннер. — Все приличные люди отправляют своих детей на учебу — оба ваших брата учились там.
— Да. И отцу понадобился год, чтобы снова перевоспитать Гарри после его возвращения домой, а Вильяма еще долго по ночам мучили кошмары — результат насильственной системы обучения. Генри сможет получить прекрасное образование прямо здесь, в этой школьной комнате.
Раздался злой смех Дориана.
— Понимаю. Будущий хозяин Систоуна будет цитировать крамольные стихи вместе с бедняками и бывшими рабами.
