Патриция Поттер - Звездолов
Тихий шорох где-то в углу напомнил им, что они не одни в комнате. Приоткрыв глаза, Патрик увидел Элизабет. Она водворяла ласок в корзинку; затем закрыла ее крышкой и на цыпочках пошла к двери, явно намереваясь проскользнуть мимо незамеченной.
Патрик неохотно поднял голову.
— Элизабет, погоди!
Голос звучал сипло: трудно сразу унять неровное, частое дыхание и побороть неистовство разбуженной плоти, — а он-то думал, что недуг ослабит его и помешает столь молниеносной реакции.
— Я… я просто хотела уйти, — пролепетала сестра.
Продолжая обнимать Марсали, он обернулся к Элизабет; она старалась не смотреть на них, что получалось у нее не слишком хорошо.
Он взглянул на Марсали; она почти тут же отвела глаза, отчаянно смутившись.
Патрик стиснул зубы. Все, хватит. Пора с этим кончать. Он не допустит, чтобы Элизабет считала его негодяем, способным обесчестить беззащитную заложницу. Да и Марсали не должна чувствовать себя виноватой, что обнаружила свою любовь к мужу. Дом этот, черт бы его побрал, знал так мало любви, что следовало сделать все возможное, чтобы исправить это. И уж, во всяком случае, он будет целовать жену в любом месте, где сочтет нужным.
Патрик ободряюще улыбнулся Марсали и обратился к сестре:
— Мы с Марсали обручились неделю тому назад.
Он услышал, как тихо ахнула Марсали; почувствовал, как напряглось ее тело.
Глаза у сестренки стали круглыми, как два блюдца.
— Правда? — растерянно спросила она.
— Правда, — ответил Патрик.
На лице Элизабет медленно расцвела улыбка; она посмотрела на брата, на Марсали, опять на брата…
— Тогда Марсали мне сестра взаправду. Но, Патрик… — Улыбка вдруг погасла, и девушка прошептала еле слышно:
— Отец знает?
Патрик покачал головой:
— Нет, не знает. Иначе его вопли были бы слышны аж у самого моря.
— А Алекс?
— Еще нет, — ответил Патрик и, помедлив, добавил:
— У нас было три свидетеля: Гэвин, Хирам и еще один человек, ты его не знаешь.
Элизабет вздохнула, всплеснула руками.
— Ох, как же я рада. — И, зардевшись, пошла к двери. — Простите, мне пора. Спасибо, что сказали; честное слово, я никому не проболтаюсь. — И выбежала, даже не прикрыв двери, прежде чем Патрик успел остановить ее.
— Наконец-то мы одни, — выдохнул он, в два шага пересек комнату, чтобы закрыть ногой дверь, и обернулся к Марсали. Она смотрела на него почти с таким же изумлением, как недавно Элизабет. Патрик улыбнулся и медленно подошел к ней.
— Не думала, что ты скажешь ей, — начала она, — но я рада, что так вышло. Я знаю: ей мы можем довериться.
Он замер на миг — и с наслаждением притянул ее к себе обеими руками, обнял крепко, истово, не обращая внимания на боль в левом плече.
— Я хочу всем сказать, — прогудел он прямо ей в губы, — всему миру хочу объявить, что ты моя.
Потом их губы встретились, и слова стали не нужны. Они лихорадочно искали друг друга — сливаясь ртами, телами, чтобы быть еще ближе. Патрик твердил себе об осторожности, но сам не слушал своих предостережений и вскоре понял, что пропал. Совершенно, окончательно пропал.
* * *
Марсали уютно устроилась под правой рукою Патрика, наслаждаясь теплом его нагого тела; ласково провела пальцами по груди и вниз, по плоскому твердому животу.
— Надо было мне дать тебе отдохнуть.
— Я и отдыхаю, — пробормотал он.
Марсали вздохнула. Да, теперь он отдыхал, но как трудился перед тем! Она старалась помочь ему и потому не противилась, когда он опрокинул ее на себя. Сперва она застыдилась, не понимая, что ей делать, но стоило ему начать двигаться, как ее тело мгновенно отозвалось, и она забыла о стыде и неловкости. Вспоминая, как это было чудесно, как она скакала, оседлав его, Марсали продолжала вздрагивать от пронзавших ее токов удовольствия. Чудесная скачка.
Потом он ненадолго заснул, а она лежала и смотрела на него, радуясь тому, что он рядом. Пусть бы и спал так всю ночь, а она стерегла бы его сон, но за окном во дворе раздался какой-то шум, и Патрик тотчас открыл глаза, Марсали раздумывала, не уговорить ли его отдохнуть еще, но не успела сказать и слова, как услышала тихий стук в дверь.
— Ох! — Она встрепенулась, села, вдруг поняв, что нельзя — нет, решительно невозможно, — чтобы кто-то обнаружил Патрика, совсем раздетого, у нее в постели. — Скорей! — шепнула она, вскакивая и лихорадочно ища, чем бы прикрыть наготу.
В изножье она увидела свою ночную рубашку и второпях, путаясь, кое-как набросила на себя, но при взгляде на Патрика ужаснулась еще больше: он как ни в чем не бывало неторопливо встал и без малейшей спешки бродил по комнате, отыскивая свою одежду.
В дверь снова постучали, уже громче, и Марсали кинулась открывать, боясь, как бы тому, кто за дверью, не надоело ждать, — а замка на двери не было. Уже держась за ручку, она оглянулась через плечо на Патрика и застонала от отчаяния. Он продел голову в ворот рубахи, но смог попасть в рукав одной лишь правой рукой! Лучше бы оставался как есть.
Молясь, чтобы его не заметили в темноте, Марсали приоткрыла дверь и опасливо выглянула в коридор. От облегчения у нее едва не подкосились ноги: у порога стояла Джинни, а позади нее виднелась огромная фигура Хирама.
— Маркиз ищет своего сына, — невозмутимо промолвила Джинни.
Марсали почувствовала приближение Патрика: босой, он подошел совсем беззвучно и встал у нее за спиной.
Он открыл дверь шире, и Марсали заметила, как вытянулось лицо у Джинни при виде его всклокоченных волос и небрежно переброшенного через одно плечо пледа. Плед свисал почти до колен, скрывая все, что следовало скрывать, но никому не пришлось бы долго думать, чем они только что тут занимались.
Джинни, казалось, ничуть не удивилась.
— Ваш отец ждет вас вечером в большом зале к ужину, — поблескивая глазами, сообщила она Патрику.
— Можете передать маркизу, что граф и его супруга охотно принимают приглашение. Нет, погодите. Я сам ему скажу.
У Хирама поползла вверх бровь; Джинни тихо ахнула и затаила дыхание.
У Марсали у самой сердце билось где-то у самого горла.
— Ты уверен? — спросила она Патрика, искоса взглянув ему в глаза.
— Да, — ответил он. — Добрая половина замка, наверное, знает, где я сейчас. Пора рассказать отцу и всем прочим, как я живу. Прятаться по углам не в моих правилах. — Марсали все смотрела на него как завороженная. — Ты готова?
Она не была готова. Маркиз пугал ее, и боялась она не столько того, что он мог бы сделать с нею, сколько того, что будет с Патриком. Ей не хотелось, чтобы из-за нее Патрика лишили наследства.
— Ты действительно хочешь этого? — прошептала она.
— Да, — улыбнулся он. — Действительно хочу.
