Ферн Майклз - Любовь в Техасе
— Хотите, чтобы я подождал вас?
— Нет, спасибо, — сказала Билли, нервно озираясь вокруг. Мужчины лениво болтались на перекрестках, громкая музыка мексиканского танца вырывалась из ближайшего заведения «Локо Салун». Оборванные дети и женщины с ввалившимися глазами бесцельно бродили по улице.
— Амелия, ты уверена, что у тебя правильный адрес?
— Это здесь, — сказала та, глядя на ветхое крыльцо. — Давай побыстрее покончим с этим ужасным делом. Пошли.
Билли никогда раньше не бывала в таких местах. В темном коридоре пахло подгоревшим чесноком, затхлостью и отбросами. Радиоприемники, настроенные на разные волны, создавали приглушенную какофонию. На третьем этаже Амелия резко стукнула в обшарпанную дверь.
Дверь чуть приоткрылась, и пара цепких темных глаз подозрительно оглядела посетителей. Когда Амелия протянула хрустящую стодолларовую бумажку, дверь открылась, чтобы впустить их. Мужчина в грязной белой рубашке, обтягивающей объемистый живот, выкрикнул что-то по-испански. В комнату вошла женщина. Билли услышала, как за ними захлопнулась дверь, и почувствовала панический страх.
— Это моя подруга, — объяснила Амелия. — Она отвезет меня домой.
Женщина покачала головой и стала что-то сердито выговаривать мужчине.
— Вы должны были прийти одна, — проворчал тот.
— Никто ничего не говорил насчет того, чтобы прийти одной. Мне нужно, чтобы подруга оставалась со мной.
Женщина быстро, взволнованно заговорила, а мужчина прикрикнул на нее.
— У вас с собой все деньги? — спросил он у Амелии. — Двести долларов?
— Да. Подруга отдаст вам вторую сотню, когда все будет сделано.
— Ваша подруга подождет здесь.
— Нет. Она пойдет со мной. Иначе я пойду куда-нибудь еще.
Женщина снова принялась лопотать.
— Заткнись! — разъярился мужчина. У Билли подгибались колени, а руки стали ледяными, несмотря на теплый день.
— О'кей. Идите с Марией. Она обо всем позаботится. Но сначала я бы хотел видеть деньги.
— Покажи ему деньги, — велела Амелия. — Черт побери, Билли, делай, что я сказала! Покажи ему деньги!
Непослушными пальцами Билли открыла сумочку, вынула банкноту и показала мужчине, который, похоже, остался доволен. Она быстро засунула бумажку в отделение сумочки и застегнула молнию, словно деньги жгли ей пальцы.
Мария отступила в сторону, чтобы пропустить их в соседнюю комнату. Здесь было пусто, если не считать кухонного стола и единственного стула. Как раз рядом находился грязный туалет. Высокие длинные окна, выходившие на заднюю стену дома, были завешены газетами. Голоса гулко звучали, отражаясь от стен. Мария надела клеенчатый фартук. На клеенке оказался такой же рисунок, как на скатерти, которой когда-то был накрыт кухонный стол в домике Эймсов в Филадельфии. Сумятица впечатлений проникла в сознание, словно нанося мгновенные удары.
Билли чувствовала, как дрожит в ее ладони холодная рука Амелии, свесившаяся со стола, на котором, закусив губу, лежала она с разведенными ногами. Мария делала свое дело. Рисунок на ее фартуке расплывался перед глазами Билли, ее мутило. Вдруг запахло кровью, что-то упало в эмалированную миску, стоявшую на полу у ног Марии. Билли невольно опустила глаза. Темно-красные сгустки крови и тканей плавали в миске. Все кончено. Маленькая призрачная жизнь, которую носила Амелия, вырвана из нее.
Грязный потрескавшийся пол угрожающе приподнимался, собираясь поглотить Билли. Все оказалось сделано так быстро, так безжалостно. Где-то в глубине ощущалось жжение, требовавшее, чтобы она обратила взор вовнутрь. Та крохотная жизнь, что образовалась там, не могла существовать без нее. Эту жизнь тоже могли вырвать из ее тела и разорвать на кусочки в стерильной операционной, под наркозом, но разницы никакой не будет. Она мать и это — ее дитя, которое без нее никогда не сможет дышать, плакать или хотеть есть.
Билли приняла решение. Жизнь ее будущего ребенка будет зависеть от Бога, а не от ножа хирурга.
Пальцы Амелии цеплялись за руки Билли, зубы стучали, слезы струились по щекам.
— Билли! Билли! Боже, что я наделала!
* * *Позднее, уже вечером, после того, как Билли побывала в детской, чтобы поцеловать Мэгги перед сном, она остановилась у комнаты Амелии.
— Амелия? — прошептала Билли в темноту, так как свет был выключен. — Ты спишь? — Она тихо подошла по ковру к кровати, стараясь не шуметь и не разбудить Рэнда, который спал в кроватке на колесиках, стоявшей в углу комнаты. — Амелия!
— Билли. Билли, мне плохо, я больна. Она потрогала лоб Амелии.
— Ты просто горишь.
— И у меня кровотечение, Билли. Сильное.
Билли щелкнула выключателем лампы у кровати. Амелия лежала бледная, с побелевшими губами.
— Я звоню доктору Уорду.
— Нет, не надо…
— Что будем делать? Ты больна!
— Это пройдет, обещаю тебе, пройдет.
— Нет, не пройдет. Что-то сегодня сделали не так. — Она подняла одеяло и потянула ночную рубашку Амелии. По розовому хлопку расплывалось красное пятно. — Кровотечение у тебя сильнее, чем ты думаешь. Я вызываю врача…
Амелия схватила ее за запястье.
— Не надо! Не надо! Никто не должен знать. Я не могу этого допустить! Надо подумать о Рэнде… семья Джеффа использует это против меня, если они узнают. А отец достаточно подл: он расскажет им, если решит, что это повредит мне.
— Сет вредный, чудаковатый старикашка, но он никогда…
— Посмотри на меня, Билли. Посмотри на меня и никогда не говори «никогда». Нет, не надо, я не могу позволить тебе позвонить доктору Уорду.
— Ладно, тогда позволь вызвать кого-то другого. Кого-нибудь. А что если я сама отвезу тебя в Остин? Ты можешь пойти в отделение скорой помощи. Никто не узнает.
Амелия зарылась головой в подушки, отказываясь и от этого предложения.
— Амелия, ты сказала, что должна думать о Рэнде. Ты можешь умереть от потери крови, от инфекции. Подумай о сыне!
— Хорошо. Вези меня в больницу. Только не в Мемориальную, а в главную, клинтоновскую, на другой конец города.
* * *Билли с трудом вела семейный «паккард» Коулмэнов сквозь глухую ночь. Лента шоссе расстилалась перед фарами, как длинный узкий язык. Амелия сидела рядом с ней, голова ее была откинута на спинку сиденья, капли пота блестели на лбу. Часы на приборной доске показывали двенадцать тридцать. Насколько Билли заметила, никто не услышал, как они уехали из дому. Но утром придется давать какое-то объяснение, лгать, скрывать свою вину. Сейчас она не может думать об этом. Нужно сосредоточиться на управлении машиной. Лимузин оказался слишком длинным, слишком широким, и ей трудно было рассчитывать расстояние. Билли бросила взгляд на счетчик — двадцать миль, тридцать, тридцать пять. Прошел почти час. Теперь Амелия притихла, она сидела слишком тихо и была слишком бледна.
