Джоанна Линдсей - Узник моего желания
— Ты знала, что я не убил бы тебя!
— Нет, тогда я этого не знала!
Они смотрели друг на друга пылающими взорами. Ровена никак не могла успокоиться, сдержать гнев, который двадцать пять дней не находил выхода. Ее глаза горели, в то время как его взгляд приобрел леденящий оттенок.
— А после твоего побега д’Амбрей вернул тебя шпионить за мной?
— Он считал, что сумеет поставить вас на колени. Но, когда вы неожиданно появились здесь, у него уже не было времени думать ни о чем, кроме собственного спасения. Но и тогда я вам не сказала, что он был д’Амбрей, по тем же самым причинам. Я не хотела снова испытать на себе ваш гнев.
— И я должен верить этому, когда более вероятно, что вы на пару с д’Амбрейем участвуете в обмане? Он оставил тебя в Киркборо, чтобы я тебя там нашел, — резко напомнил он ей. — И я должен был поддаться твоим чарам и рассказать все планы?
— Он оставил меня там потому, что испугался. Вы приближались к замку во главе пятисот воинов, тогда как у него их осталась всего горсточка. Гилберт намеревался вернуться обратно с армией Лайонза, которую тот послал, чтобы отбить у вас Турез. Вероятнее всего, я просто была обузой для него. В тот день он очень испугался и был в ярости. Он собирался оставить меня у вас только на то время, которое ему потребуется для того, чтобы вернуться с армией.
Уоррик усмехнулся:
— Очень умно придумано, женщина, но я не верю ни одному твоему слову.
— Вы думаете, меня еще волнует, верите ли вы мне? В прошлом месяце это было так, но сейчас нет.
— Твое положение зависит от того, женщина, чему я поверю, — напомнил он ей.
— Мое положение уже не может быть хуже.
— Не может? — спросил он с явной угрозой. — Нужно было бы как следует тебя наказать, а не просто ограничить твою свободу.
Ее ослепила вспышка ярости, и она вскочила на ноги.
— Давайте, черт бы вас побрал! Действуйте! От этого я не стану ненавидеть вас больше, чем сейчас!
— Сядь, — угрожающе произнес он.
Ровена не подчинилась. Потом она села, но не рядом с ним. Она обогнула камин и села на скамью у другого окна, повернувшись к нему онемевшей спиной. Она ненавидящим взором смотрела в окно, ее руки, лежавшие на коленях, дрожали. Ровена ненавидела его. Презирала его. Ей хотелось, чтобы он…
Он подошел сзади и своим телом перекрыл нишу окна, у которого она сидела. Для того чтобы уйти, Ровене пришлось бы оттолкнуть его.
— Тебе не удалось оправдаться, женщина. И я, по правде говоря, не поверю больше ни одному твоему слову. Твой поступок сродни предательству. Если бы ты мне сказала, что это был д’Амбрей, я бы вогнал его в землю, несмотря на мрак ночи. Если бы ты мне сказала, что ты Ровена Турезская, я бы раньше смог обеспечить безопасность твоих оставшихся владений и поэтому…
— Раньше? — едко прервала она его. — Уж не думаете ли вы, что я помогу вам сделать это сейчас. Я не помогу вам даже, если бы вы были…
— Замолчи! — рявкнул он. — Твое возмущение, женщина, совершенно неуместно. Я не мог оставить тебя на свободе, чтобы ты общалась с этим дьявольским отродьем. И я не уверен, что он тайно не оставил здесь кого-нибудь, чтобы доставлять ему твои сообщения. Теперь мне придется допросить моих людей, чтобы избавиться от тех, кого здесь не было до твоего появления, невзирая на то, виновны они или нет. И будь благодарна за то, что я не оставил тебя в темнице.
— Благодарной за эту могилу, где я не смогла услышать ни одного человеческого слова с того момента, как меня здесь заперли? О, да, я благодарна.
Вслед за этим наступила тишина. Она не обернулась, чтобы посмотреть, не было ли признаков того, что он раскаивается, или хотя бы свидетельств того, что он понял, к чему ее приговорил, когда приказал запереть ее здесь. В своей ярости он осудил ее без суда, даже не спросив, виновата ли она. Проклятая боль, которая, как она надеялась, должна была уже пройти, усиливалась, скручиваясь в груди и застывая в горле.
Наконец, она услышала, как он вздохнул:
— Ты вернешься к своим обязанностям, тем, которые тебе определили в первый раз. Но не сомневайся, за тобой будут присматривать. И доверять тебе больше не будут.
— А мне когда-нибудь доверяли? — спросила она глухо. Боль стала душить ее.
— Когда ты делила со мной мое ложе, я верил, что ты не предашь меня.
— Но я же не сделала этого. То, что я сделала, называется самосохранением.
— Твое притворство, когда ты изображала, что я тебе желанен?
Ровене очень захотелось сказать, — да, и это тоже, но она не стала лгать, чтобы причинять ему такую же боль, как он ей.
— Нет, мое молчание. Но вы не волнуйтесь, больше я не буду досаждать вам своим непристойным поведением. То, что я чувствовала по отношению к вам, прошло.
— Черт тебя побери, Ровена, ты не заставишь меня пожалеть о моих действиях. Это ты…
— Давайте прекратим взаимные упреки. Я больше ничего не хочу слушать, только скажите, что вы сделали с моей матерью.
Он так долго молчал, что у нее исчезла надежда получить ответ. Он был достаточно жесток, чтобы оставить ее в неведении, но оказалось, все же не настолько?
— Я оставил ее на попечении моего друга Шелдона де Вера. Она помогла мне захватить замок Амбрей. За что и удостоилась моей благодарности. Она также помогла мне занять все твои оставшиеся владения, что должна была бы сделать ты. Армия д’Амбрейя была выбита оттуда малой кровью. Он больше не управляет тем, что принадлежит тебе.
Ровена не стала благодарить его за это. Потому что теперь он управлял всеми ее владениями так же, как и ею самой, и было не похоже, что он когда-нибудь откажется от всего этого.
Спокойно, не глядя на него, с едва сдерживаемым отчаянием она сказала:
— В тот день, когда вы победителем вошли в Киркборо, я намеревалась просить вас взять меня под свою опеку… Меня не смущали все ужасные истории, которые я о вас слышала, лишь бы вы оказались хоть чуть-чуть лучше Гилберта, но этого не произошло. Вы сразу же бросили меня в темницу. И не удивительно, что я не испытывала особого желания сказать вам, кто я на самом деле.
Он вышел, а ее глаза наполнились слезами.
Глава 46
То, что Ровена вернулась к исполнению своих обязанностей, не изменило к лучшему мрачной атмосферы, царившей в Фалкхерсте. Мэри Блауэт не испытывала радости от того, что Ровена опять попала в ее подчинение. Мелисанта часто плакала. Милдред беспрестанно ворчала. А Эмма наградила своего отца таким злым взглядом, что ему следовало бы ее за это отругать, но он не сделал этого. В трапезной во время приема пищи стояла такая тишина, что даже кашлянуть никто не решался.
Ровена отказалась с кем-либо говорить обо всем этом, в том числе и с Милдред, на которую она была сердита за то, что та подтолкнула ее на действия, которые таким ужасным образом обернулись против нее. Не Уоррик пострадал, а именно она! Так что теперь она едва слушала то, что говорила Милдред, и почти ничего не отвечала.
