Мэри Спенсер - Поверь в любовь
Джастис грузно опустился возле нее на колени.
– Позвольте, я помогу, мэм, – пророкотал он и, осторожно взяв ее любимое платье цвета лаванды, аккуратно разорвал его на полосы. Элизабет между тем схватила другое, синее, но он остановил ее: – Достаточно, мэм.
Боязливо взглянув на него, Элизабет до боли прикусила нижнюю губу. Великан вдруг улыбнулся:
– С ним ничего не случится, миссис Кэган. Не бойтесь. А если кому и волноваться, так мне. Не дай Бог Мэтт пронюхает, что я не уследил за его драгоценным братцем – тогда мне явно несдобровать.
– Как это случилось? – прошептала она.
– Точь-в-точь как сказал док. Перепились и подрались.
– И Джеймс... он тоже был пьян?
– Да, мэм. Обругал того, другого, и полез в драку. У одного из кобуры выпал револьвер – и готово! Джеймс нарвался на пулю Случайность, тот и сам струсил. Решил было, что прикончил Джима... вопил как резаный, аж пока не пришел док! Я уж хотел отнести Джима к нему, но тут он очнулся и уперся как баран – неси его к жене, и все тут. Все повторял «Элизабет, Элизабет». И успокоился, только когда я дал слово, что так и будет. Надеюсь, мэм, вы не в обиде?
– О, что вы! Я так рада, мистер...
– Двенадцать Лун. Джастис Двенадцать Лун к вашим услугам, мэм. Я приятель Мэтью Кэгана.
– О... вот как? Спасибо вам большое, мистер Двенадцать Лун.
– Мне нужна вода, Элизабет, – через плечо скомандовал доктор. – Налейте кастрюлю воды и держите ее на огне Надо вытащить пулю. Мне понадобится ваша помощь. Я и тебя тоже имею в виду, Джастис.
Тремя часами позже Джеймс уже крепко спал, успокоившись под воздействием морфина. А Элизабет и Джастис, вымотанные до предела, сидели за столом, попивая крепкий кофе.
– Я с радостью дам знать Мэтью, что он вам нужен, мистер Двенадцать Лун. Понятия не имею, куда он запропастился. Обычно он бывает дома раза три-четыре в год. Но сейчас мы не видели его с самого Рождества.
– Был бы весьма вам признателен, миссис Кэган, – проговорил Джастис, зевая с риском вывихнуть себе челюсти, – а то ума не приложу, где его искать.
– Буду только рада хоть как-то отблагодарить вас за вашу заботу о моем муже, сэр. Вы даже не представляете, насколько я вам признательна!
Джастис сделал вид, что не заметил, как она По привычке назвала Джеймса мужем. Бедняжка едва не валилась с ног от усталости.
– Не стоит, мэм. Если вам что-то понадобится, обязательно дайте мне знать. Не сочтите за вольность, но, сдается мне, Джиму здорово повезло в жизни! Выпади мне такая удача – вечно бы за нее Бога благодарил!
По всей видимости, смысл его слов ускользнул от Элизабет, но Джастис был даже рад этому. На него вдруг свинцовой тяжестью навалилась усталость. Джастис встал.
– Пойду-ка я, мэм. Да и у вас впереди несколько беспокойных часов, пока у Джима не спадет лихорадка. Может, я попозже вернусь и побуду с ним, пока вы немного отдохнете?
Элизабет тоже поднялась.
– Нет, спасибо, мистер Двенадцать Лун. Утром обещал заглянуть доктор Хедлоу. А до того времени все будет хорошо. – Она протянула ему руку. – Еще раз спасибо, сэр. Я непременно передам все Мэтью, как только он появится.
– Спасибо, мэм. Если я понадоблюсь, смело посылайте за мной. – Впрочем, Джастис уже догадался, что эта женщина не из тех, кто просит о помощи.
Весь остаток ночи Джеймс горел, как в аду. Элизабет не смыкала глаз, то меняла на нем пропитанные потом рубахи, то поила его с ложечки. Она обтирала ему мокрым полотенцем лицо, когда он жалобно стонал, и успокаивала, когда Джеймс, терзаемый кошмарами, пытался вскочить с постели.
Она не отходила от него ни на шаг, что-то приговаривая своим нежным голосом, даже пела ему песенки, лишь бы только он лежал спокойно. Порой его руки бессознательно тянулись в пустоту, и тогда Элизабет брала их в свои, подносила к губам и поцелуями охлаждала пылавшую жаром кожу. В бреду с его губ срывались имена Мэгги и Натана, порой он звал покойную мать или отца, что-то невнятно бормотал о Лос-Роблес, о Мэтью и снова звал Мэгги. А потом вдруг, будто вспомнив, произнес «Элизабет».
– Бет! – Голос его дрожал. – Бет!
– Я тут, Джеймс. – Элизабет так устала, что едва держалась на ногах. Голова ее лежала на подушке, колени ныли от долгого стояния на холодном полу, язык уже отказывался повиноваться. Он звал ее уже не меньше часа.
У Элизабет слипались глаза. Еще немного, и она уснет мертвым сном.
Веки ее сомкнулись, когда над ухом вновь раздался хриплый шепот:
– Бет, Бет...
– Я здесь, Джеймс.
– Бет...
– Я здесь, Джеймс.
– Бет, милая, – вдруг произнес он совсем другим голосом. Элизабет вздрогнула и увидела его широко раскрытые глаза. Казалось, ему стало легче. – Бет, – прошептал он, протянув к ней руку. – Бет, ты здесь!
Элизабет со слезами прижала к губам его ладонь. – Да. Я всегда буду с тобой, Джеймс.
– Мне приснилось, что ты ушла от меня, – пожаловался он. – Это было так ужасно! Кошмар какой-то. Я хотел умереть!
Она со слезами приникла к его горячим губам.
– Поспи, Джеймс. Тебе надо отдохнуть.
– Я что, болен? – смущенно спросил Джеймс. – Да, меня что-то лихорадит. Не позволяй Джонни подходить ко мне, Бет. Не то и он заболеет.
– Хорошо, – пообещала она, с трудом сдерживая слезы.
– Не хочу, чтобы он заразился, – пробормотал он, закрывая глаза. – Ох, как же мне плохо!
– Спи спокойно, Джеймс. Я позабочусь о Джоне Мэтью.
– Прости, что доставляю тебе столько хлопот, Бет. Я не хотел... Только не уходи, ладно? Не оставляй меня, милая!
– Ни за что, – пообещала она.
Он мгновенно уснул. Едва дыхание его стало глубоким, как Элизабет, стоя возле постели на коленях, ткнулась лицом в подушку и провалилась в тяжелый сон.
Глава 25
В сознание Джеймса вторгались чьи-то голоса. Их настойчивое жужжание раздражало его, как непрерывный писк комара.
Голос Элизабет, нежный и милый, то ласково нашептывал что-то, то мурлыкал какую-то немудреную песенку.
Голос Билла Хедлоу – повелительный и холодный, будто зимний день. И боль! Боже праведный, что за боль!
– Ш-ш-ш, все уже, все! – Это опять Элизабет, и боль, будто послушавшись ее, тут же стихает.
А вот голос Мэгги, вначале такой теплый и любящий. И сколько в нем злости и возмущения потом!
– Я забираю его в Вудсен-Хиллз. И ни о чем не хочу больше слышать!
И снова зажурчал голос Элизабет, но в нем чувствуется такая непреклонность, что Джеймс немедленно успокаивается.
– Нет!
Господи, как же жарко! И хочется пить.
Снова Элизабет. Мокрая холодная тряпка ложится ему на пылающий лоб.
Потом в его сознание вплывает голос Натана – такой уверенный, чуть насмешливый. Но что-то мешает Джеймсу уснуть. Наверное, их болтовня... почему-то он нервничает... снова болтовня... их голоса...
