Розалинда Лейкер - Платье от Фортуни
– Я верю тебе. Просто хотел, чтобы ты еще раз сказала это для меня вслух, – он отвел ее руку и поцеловал в закрытые глаза. – Тебе нужно отдохнуть от меня!
Когда Марко вышел, Жюльетт открыла глаза, но ее взгляд был печален. Она сказала правду, но сможет ли он когда-нибудь полностью освободиться от этого подозрения? Она видела, как в здании их брака возникла трещина, пока еще маленькая. Жюльетт пообещала себе сделать все, что в ее силах, чтобы исправить положение. Как бы ни менялись взаимоотношения с Николаем, чувства благодарности и привязанности к Марко оставались неизменными.
* * *Жюльетт впервые вышла из спальни и спустилась вниз по лестнице в тот августовский день, когда во всех газетах было объявлено о решимости Италии сохранять нейтралитет. Кроме того, сообщалось, что Германия объявила войну Российской империи и уже имели место первые столкновения. Жюльетт с особым чувством понимания подумала о всех тех женщинах в Германии и России, которые прощались со своими любимыми так же, как несколько недель назад она простилась с Николаем.
Зазвонил телефон, и Жюльетт взяла трубку. Как она и ожидала, звонил Марко, узнать, не слишком ли она утомилась, одеваясь и спускаясь по лестнице. Жюльетт успокоила его, однако, он настаивал, чтобы жена прилегла на диван и немного отдохнула. Перед тем, как попрощаться, Марко успел сказать, что новости очень плохие, но, в любом случае, Италия не вступит в войну.
Жюльетт вернулась на диван. На голове еще была повязка, швы удалили только накануне, и она надевала на голову легкий шифоновый шарф, скрывающий следы неприятного инцидента. Опухоль на лице прошла, но оставалась легкая синева, скрыть которую помогал слой крем-пудры. Навестить больную собиралась Генриетта, но несколько раньше, в полдень, должна была зайти та величественная дама, которой столь вызывающе пренебрегли во время ее последнего визита. Жюльетт очень не хотела встречаться с ней, но донья Сесилия письменно попросила разрешения навестить ее.
Появившись, донья Сесилия сразу вежливо оборвала поток извинений, в которых рассыпалась Жюльетт, продемонстрировав лучшую сторону своей натуры, чаще всего остававшуюся скрытой от окружающих.
– О, прошу вас, Жюльетт, больше ни слова об этом. Размышляя о происшествии, я вспомнила, что многие молодые матери после родов ведут себя несколько странно, а Сильване было в то время всего несколько недель от роду. Не удивительно, что день у вас кончился таким неприятным инцидентом. Мне сказали, вы поскользнулись, упали и сильно разбили голову. Поэтому я попросила Марию Луизу подождать с визитом. Одного гостя в день в подобной ситуации вполне достаточно.
– Может быть, вашей дочери будет удобно зайти завтра? – Жюльетт не хотела, чтобы Мария Луиза чувствовала себя брошенной и на этот раз.
– Хорошо. Ей будет очень приятно, – донья Сесилия улыбнулась.
Возникшее недоразумение было устранено. Жюльетт надеялась, что, по крайней мере, в ее обыденной повседневной жизни все возвращается на круги своя. Марко чувствовал себя в обществе жены превосходно, в его поведении не было заметно никаких отголосков разговора в спальне в первый день после случившегося, и она начала думать, что первоначальные дурные предчувствия, к счастью, не оправдались.
На следующее утро перед уходом на работу Марко зашел к жене, чтобы рассказать о последних событиях, не предвещающих ничего хорошего. При этом он был предельно внимателен и осторожен. Жюльетт закончила завтрак в постели, роскошь, от которой собиралась отказаться, как только позволит доктор, и была еще в неглиже, так как готовилась принять ванну.
– В утренней газете есть новости, которые, боюсь, могут тебя огорчить, – мрачно сказал Марко. – Я хочу, чтобы ты была готова к ним.
На ее лице отразились дурные предчувствия.
– То, чего я больше всего боялась? Он печально кивнул.
– Германия объявила войну Франции.
– Моя несчастная страна! – прошептала Жюльетт в ужасе.
Она была благодарна за слова утешения, за нежное объятие, за то, что могла видеть в нем надежную опору в эти тяжелые дни.
Следующим ударом было известие, что кайзер пренебрег заявлением Великобритании при любых обстоятельствах защищать нейтралитет Бельгии и побережье Франции. Вторгшись во Францию, войска вошли на территорию Бельгии. Англия объявила войну Германии. Австрия сделала то же самое по отношению к России, Сербия тоже объявила войну Германии. Создавалось впечатление, что из долгого заточения на свободу вырвался демон всеобщего безумия.
Иностранцы покидали Венецию, словно стаи перелетных птиц в предчувствии осенних холодов. Все суда, отплывающие из венецианского порта, буквально атаковались гражданами той страны, куда направлялся корабль. Отели опустели, официанты стояли без дела по углам ресторанов в безнадежном ожидании посетителей, сувениры не раскупались, над гондольерами нависла тень нищеты. И даже те венецианцы, кто отрицательно относился к ежегодному наплыву иностранцев, приезжавших посетить музеи или провести медовый месяц, были потрясены подобным всеобщим исходом. Большинство иностранцев, не желающих покинуть Венецию, давно переселились сюда и ни при каких обстоятельствах не представляли себя где-нибудь в другом месте. Фортуни был одним из таких. И хотя он весьма гордился испанским происхождением, своими предками и оставался гражданином Испании, ему уже было сорок три года, он уже перешагнул верхнюю границу призывного возраста даже в том случае, если бы Испания решила вступить в войну, но пока ничто не вынуждало его возвращаться на родину.
– Преданность Мариано Венеции, – сказала Генриетта в беседе с Жюльетт, – иссякнет только с его последним вздохом.
Как только доктор разрешил выйти из дома, Жюльетт сразу же направилась в церковь Скальци. К этому времени война активно велась уже на нескольких фронтах, и все стороны несли тяжелые потери. Под вдохновенными фресками Тьеполо Жюльетт молилась о спасении от смерти Николая и тех молодых знакомых французов, которые, без сомнения, ушли на фронт.
Думая о недавних угрозах Италии со стороны Германии и Австрии из-за нейтралитета, она молилась о скорейшем возвращении мира и взаимопонимания между народами.
Проведя какое-то время среди церковной тишины, Жюльетт вновь вышла на залитые солнцем венецианские улицы. Она договорилась о встрече с тремя подругами – Анжелиной, Изабеллой и Еленой – у Квадри, на площади Святого Марка. В обычное время в разгар сезона там невозможно было найти свободный столик, туристы любили этот ресторан, отсюда можно созерцать восхитительный вид собора Святого Марка, отливавшего золотом, и его ни с чем не сравнимую колоннаду. Но сегодня большинство столиков оказались свободными. Подруги Жюльетт уже были там. Они помахали ей, так как заметили ее еще издалека на площади среди взлетающих и кружащихся голубей.
