Шерри Томас - Ночные откровения
А затем она расскажет обо всем Рейчел и распростится со своим браком.
* * * * *
При виде собранных чемоданов в комнате жены сердце словно стиснуло невидимой рукой.
Они с миссис Дуглас прибыли в Лондон днем. Женщина настолько устала, что о продолжении поездки не могло быть и речи. Вир устроил Рейчел и сиделку в «Савое», а сам поспешил домой. Теперь, после разговора с братом, ему нужно во стольком признаться Элиссанде: каким он был дураком, как невероятно соскучился по ней и как хочет начать их отношения с чистого листа.
Выдвинул ящики комода – пусто. Распахнул дверцы платяного шкафа – ничего. Бросил взгляд на туалетный столик, где завалялся один-единственный гребень. Желудок ухнул вниз: на тумбочке лежала книга «Как женщины могут заработать себе на жизнь».
Жена ушла.
Слетев по ступенькам, маркиз схватил за плечи миссис Дилвин:
– Где леди Вир?
Экономка была чрезвычайно удивлена несдержанностью хозяина.
– Уехала на Скалы Висельника, сэр.
Вир попытался осмыслить услышанное, но не смог:
– Зачем?
– Миледи вчера нашла в вашем кабинете открытку, и ей очень понравился вид. А поскольку вы с миссис Дуглас ожидались не раньше, чем завтра, маркиза решила сегодня отправиться туда первым же поездом.
Но сейчас почти время ужина…
– Разве она не должна была уже вернуться?
– Час назад пришла телеграмма, сэр. Миледи решила задержаться. Сегодня на побережье сильный туман, и ничего не разглядеть. Она надеется на улучшение погоды завтра.
– Скалы Висельника – значит, она в Ильфракомбе, – сказал маркиз больше себе, чем экономке.
– Да, сэр.
Вир выскочил из дома прежде, чем женщина договорила.
* * * * *
Солнце слепило глаза, небо было ярким до белизны. Дул сухой и порывистый высокогорный ветер.
В теле не осталось ни капли влаги. Пересохшее от жажды горло будто засыпало песком, кожа от жары истончилась, словно бумага.
Элиссанда попробовала шевельнуться. От неистовых попыток освободиться из оков, вросших в глубины Кавказских гор, запястья сочились кровью.
Пронзительный орлиный клекот заставил ее вновь задергаться в болезненных и тщетных усилиях вырваться. Орел плавно снижался, накрывая гору тенью распростертых крыльев. Вот он ринулся на жертву, сверкнув на солнце острым, будто кинжал, клювом, и женщина, откинув голову, забилась в агонии.
– Проснись, Элиссанда, – негромко пророкотал мужской голос, одновременно властный и успокаивающий. – Проснись.
Она послушно села на кровати, надсадно дыша. На плечо легла твердая ладонь. Элиссанда ухватилась за эту ладонь, ища поддержку в ее тепле и силе.
– Хочешь пить? – спросил муж.
– Да, спасибо.
В дрожащую руку втиснулся стакан с водой, а когда Элиссанда утолила жажду, тут же исчез.
Она вдруг вспомнила, где находится: не в собственной спальне – ах, нет, не дома, в Пирс-хаусе – а в Ильфракомбе, в гостинице с видом на бухту, но из окон которой сегодня невозможно было разглядеть даже улицу.
– Как ты меня нашел? – недоуменно спросила Элиссанда, чувствуя струящийся по жилам опаляющий жар возбуждения.
– Довольно легко. Как отмечено в купленном мною по дороге путеводителе, в Ильфракомбе всего восемь гостиниц. Разумеется, ни одно уважающее себя заведение не разглашает направо и налево номер комнаты, где остановилась одинокая дама. Посему пришлось добывать информацию немного недозволенными методами. Ну, а дальше оставалось только подобрать отмычку к замку и справиться с задвижкой.
Маркиза укоризненно покачала головой:
– Ты мог просто постучать.
– Одна из многих плохих привычек: после полуночи я не стучу.
В голосе мужа слышалась улыбка. Сердце Элиссанды встрепенулось.
– Что ты здесь делаешь?
Вир не ответил – просто крепче сжал ей плечо.
– Тебе привиделся прежний кошмар? В котором ты прикована, словно Прометей?
Элиссанда кивнула. Наверное, муж почувствовал это движение, и его ладонь, скользнув по шее, замерла возле изящного ушка.
– Хочешь, расскажу тебе о Капри, чтобы помочь забыть страшный сон?
Похоже, мужчина приблизился еще на шаг: чувствуется запах тумана от его одежды.
Маркиза опять кивнула.
– Если взглянуть на море из Неаполя, остров Капри лежит в горловине залива, словно гигантский природный волнорез – величественный и необычайно живописный, – завораживающим голосом, негромко и размеренно начал Вир.
Элиссанда вздрогнула. Она узнала эти строки: начало ее любимейшей книги о Капри, пропавшей при уничтожении домашней библиотеки.
– Некогда один английский путешественник сравнил остров со спящим львом, – продолжал маркиз. – Жан-Поль[62], увидев его на одной из картин, заявил, что Капри подобен лежащему сфинксу. Грегоровиус[63], обладающий наиболее бурным воображением, уподобил его очертания античному саркофагу, украшенному барельефами с изображением змееволосых Эвменид и лежащей сверху фигурой императора Тиберия.
Муж осторожно опустил Элиссанду на постель.
– Продолжать?
– Да, – шепнула она.
Мужчина стал раздеваться. Предметы одежды падали на пол с мягким шелестом, от которого пересыхало в горле и бешено билось сердце.
– Нельзя сказать, что Капри не пользуется популярностью, – продолжал маркиз, снимая с жены ночную рубашку и проводя рукой по пленительным плавным линиям. – Многие туристы садятся в Неаполе на прогулочный пароходик, посещают Голубой грот, проводят часок на побережье и вечером отплывают в Сорренто.
Муж поцеловал изгиб ее локтя, бьющуюся на запястье жилку, слегка прикусил ладонь, и Элиссанда затрепетала от удовольствия.
– Но это словно прочесть заглавие вместо целой книги.
Теплые пальцы, скользнув вверх по руке, помассировали плечо. Второй рукой он дотронулся до щеки, провел по скуле – бережно и нежно, чтобы не потревожить следы от ударов, которые, хоть и утратили буйство оттенков, но оставались болезненными.
– Те немногие, кто поднимается на скалы и в молчании окидывает взглядом панораму острова, открывают для себя интереснейшую и красивейшую поэму, в которой нет ни одного неверного слова, – мурлыкал мужчина, приоткрывая большим пальцем нежные губы.
От вырвавшегося из уст жены нетерпеливого стона у Вира перехватило дыхание.
– Но ты во сто крат прекраснее, чем Капри, – пылко и мечтательно прошептал он.
Элиссанда сжала любимого в неистовом объятии, одаривая страстным поцелуем. С этого мгновения Капри был забыт, а губы, руки и помыслы любовников всецело принадлежали друг другу.
