Диана Гэблдон - Путешественница. Книга 2: В плену стихий
Я придвинулась ближе к нему, и он взял меня за руку.
— Люди вокруг меня падали как подкошенные: картечь и мушкетные пули свистели и жужжали, словно шмели, совсем рядом с моей головой, но на мне не было даже царапины.
Один из очень немногих уцелевших после атаки, он добрался до британских позиций незамеченным, и английские артиллеристы воззрились на выскочившего из дыма горца, как на демона. Его широкий влажный от дождя клинок сверкнул — и обагрился кровью.
— Где-то на задворках сознания маячила мысль о том, чего ради их вообще убивать, — задумчиво припомнил Джейми. — Ясно ведь было, что битва нами проиграна, и сколько бы врагов я ни убил, этим уже ничего не исправишь. Но меня обуяла жажда убийства. Ты это понимаешь?
Он стиснул мои пальцы, и я тоже пожала его руку, давая утвердительный ответ.
— Я не мог остановиться. И не стал бы.
Его голос звучал спокойно, без горечи или обвинений.
— Наверное, это очень старое чувство — желание забрать врага в могилу вместе с собой. В груди моей словно полыхал пожар, и я… я отдался ему, — просто заключил он.
Орудийный расчет состоял из четырех человек, у которых из оружия имелись лишь нож и пистолет и которые никак не ожидали, что здесь, в тылу, они могут подвергнуться нападению. Против переполнявшей Джейми безумной ярости они были бессильны и полегли все четверо.
— Земля дрожала под моими ногами. Шум оглушал так, что невозможно было думать. А потом до меня дошло, что я нахожусь позади английских пушек. Не самое подходящее местечко для смерти, а? — усмехнулся Джейми.
И он отправился назад через вересковую пустошь, чтобы присоединиться к погибшим горцам.
— Мурта сидел посреди поля, привалившись к кочке. На нем было по меньшей мере двенадцать ран, самая страшная зияла на голове. Я решил, что он мертв.
Однако это было не так: когда Джейми опустился на колени возле крестного отца и поднял его сухощавое тело на руки, Мурта открыл глаза.
— Он видел меня. И улыбался.
Мурта протянул руку и слегка коснулся его щеки. «Не бойся, bhalaich, — прошептал старик, используя ласковое обращение к детям, причем к любимым. — Чтобы я, с такими пустяшными ранами, взял да помер?»
Я долго стояла молча, держа Джейми за руку. Наконец другая его рука осторожно, очень осторожно коснулась моей, раненой.
— Англичаночка, столько добрых людей попали в беду, а то и умерли только из-за того, что знали меня! Я отдал бы всего себя за возможность на миг избавить тебя от боли и с трудом подавляю желание дотронуться до тебя прямо сейчас, чтобы услышать твой голос и точно знать, что я не убил и тебя тоже.
Я наклонилась и прикоснулась губами к его груди — из-за жары Джейми спал обнаженным.
— Ты не убил меня. Ты не убил Мурту. И мы найдем Айена. Пусти-ка меня обратно в постель, Джейми.
Некоторое время спустя, когда меня уже одолевал сон, с пола рядом с моей кроватью донесся его голос.
— Знаешь, мне редко хотелось возвращаться домой к Лаогере, — задумчиво сказал Джейми. — Но когда я все же делал это, то находил ее там, где оставил.
Я повернула голову, прислушиваясь к его тихому дыханию.
— А, так вот какая жена тебе нужна? Которую где положишь, там и возьмешь?
Он то ли засмеялся, то ли закашлялся, но ничего не ответил, а спустя несколько мгновений раздался его равномерный храп.
Глава 55
ИЗМАИЛ
Спала я беспокойно и пробудилась поздно, в лихорадке, с пульсирующей головной болью. В подобном состоянии меня не хватило даже на то, чтобы протестовать, когда Марсали заявила, что нужно протереть мне лоб. Я благодарно расслабилась и, закрыв глаза, блаженствовала, ощущая нежные прикосновения смоченной уксусом прохладной ткани к моим разгоряченным вискам.
По правде говоря, эти прикосновения оказались столь успокаивающими, что я снова уплыла в сон, не заметив, как Марсали ушла. Другое дело, что снилась мне всякая дрянь вроде темных штолен и обгорелых костей, а разбудил грохот. С перепугу я подскочила на койке и резко села, отчего в мой бедной головушке произошла ослепительно белая вспышка боли.
— Что такое? — вскричала я, хватаясь обеими руками за голову, словно иначе бы она отвалилась. — Что происходит?
Окно было занавешено, чтобы меня не беспокоил свет, и глаза не сразу приспособились к сумраку.
У противоположной стены каюты маячила внушительная фигура, схватившаяся, будто передразнивая меня, за голову. Она разразилась потоком ругательств на смеси китайского, французского и гэльского языков.
— Черт побери! — Это уже прозвучало по-английски. — Провались все к хренову дьяволу!
Джейми отшатнулся к окну, держась за голову, которой основательно приложился к уголку моего шкафа. Он сорвал занавеску и открыл окно, впустив в каюту приятную струйку свежего воздуха и слепящий свет.
— Можешь ты, черт тебя побери, сказать, какого беса ты делаешь? — спросила я чрезвычайно суровым тоном, объяснявшимся тем, что свет колол мои чувствительные веки, точно иголками, а когда я схватилась за голову, это движение заставило вспомнить о каждом стежке, наложенном на раненую руку.
— Я искал твой ларец со снадобьями, — ответил Джейми, прикасаясь к макушке и морщась. — Проклятье, голову проломил. Ты только взгляни!
Он сунул мне под нос два пальца, слегка вымазанных в крови. Я положила на них смоченную уксусом тряпицу и снова откинулась на подушки.
— С чего это тебе вдруг понадобился ларец с лекарствами? И почему не спросить у меня, вместо того чтобы устраивать тут возню и биться о стенки, словно пчела в бутылке? — раздраженно спросила я.
— Будить тебя не хотел, вот почему, — смущенно ответил он.
Я не выдержала и рассмеялась, и волны боли побежали по всему моему телу.
— Ничего страшного, что разбудил: мне снился плохой сон. Ну так зачем тебе понадобились лекарства? Кто-нибудь ранен?
— Я же тебе говорю: моя голова пострадала, — ответил Джейми, осторожно промокнул макушку мокрой тряпицей и сморщился. — Не хочешь ее осмотреть?
Вообще-то ответ на этот вопрос был однозначным: «не особенно», — но я жестом велела ему наклониться, чтобы взглянуть на макушку. Под шапкой волос действительно прощупывалась впечатляющая шишка с небольшой ссадиной, но в целом все повреждения тянули разве что на легкую контузию.
— Череп не проломлен, — отметила я. — У тебя самая крепкая башка из всех, какие мне случалось осматривать.
Движимая инстинктом столь же древним, как материнский, я наклонилась и нежно поцеловала шишку.
Джейми поднял удивленно расширившиеся глаза.
