Людмила Сурская - Проклятая война
Под ногами не качающийся пол вагона, а земля. Здесь нас никто не ждал. Потянулись дни мытарств и расселения. Мы попрощались, обнявшись с профессором. Дорога сроднила, расставались с тяжёлым сердцем. Потом определили сирот. Я буквально выпросила, вымолила им место. Здесь ещё не были готовы к такому ужасу и бардаку. Никогда не забыть, как они плакали и тянули ручки, ведь роднее нас с Адой у них сейчас не было никого. Но что я могла, без крыши над головой и куска хлеба. Обращения к коменданту за помощью результатов не дали. Нас повезли дальше. Я и не знала, что так можно жить. Но с другой стороны спасибо, что приняли. Ведь они не приглашали, мы саамы влезли к ним. В Казахстане была такая жизнь, что и врагу не пожелаешь. Голод, холод, волки рыщут. Адуся приспособилась ловить сусликов — больших луговых. Потом готовили их и ели. Было вкусно так, что и представить невозможно. За лепёшки я отдала хозяйке чёрный новый пиджак на двух пуговицах. Он ей понравился. Помаявшись ещё неделю без работы и как придётся, мы с дочерью решили, чем мучиться где попало, пробираться в Новосибирск. Там всё-таки мой брат. У него своя комната и как- никак — это большой город, есть возможность найти работу… Пока такая неразбериха и бесконтрольность, мы рискнули выехать в дорогу. Пожитков у нас почти не было. Собрали немудрёный скарб и отправились. Сначала добрались до железной дороги, где пешком, где на попутках и влезли в теплушку. Потом наш путь проходил, как придётся: в товарняке, на попутках, телегах, пешком. Дорога получилась долгая, голодная и изнурительная. Доходило до того, что, бредя вдоль дороги, искали кислицу, дикий щавель и ели. Последний коробок спичек обменяла на тыкву. Грызли сырую или если удавалось разжечь огонь, этим занималась Ада, то пекли на огне. А огонь добывали — чиркая кремний о стальную пластину искры сыпались на вату… Научились у других. Довелось увидеть и вшей. Это было на вокзале. Даже в Гражданскую Бог миловал, а тут. Они появились ни откуда. Старые люди говорят, что появляются они ни от грязи и отсутствия мыла- это первый признак войны. Они распространяются мгновенно. Это были не одиночные вши, а слоем. Люди шли по ним, а они под ногами хрустели. У здания горел костерок, где солдаты выжигали от живности обувь и одежду. Многие пристроив её к стене, давили бутылками. Вспоминать жутко. Напуганная я старалась держаться от скопищ подальше. Ох, как было нехорошо… К тому же деньги подошли к концу. Продавать было нечего, и я нанималась на подсобную, грязную работу. Какие-то деревянные избы похожие друг на друга, грязные хлева и кладовки. Приходилось ухаживать за скотом, мыть вокзал, в разных местах, это было по — разному. Но нас кормили и разрешали где-нибудь в уголке ночевать. Спали на сеновале и в хлеву. Уставшая от тяжёлой работы, я валилась на сено и тихо плакала. Ада гладила по голове и жалея тоже поскуливала. А на утро шла помогать мне. Было тяжело, но мы продвигались вперёд. Одежда истрепалась, шли в обносках и тряпье. Когда попали в Новосибирск, не выдержали нервы у Ады, она расплакалась:
— Мамуля, ещё бы немного и я умерла.
Встала, притянула к себе, приголубив дочь. Сказала твёрдо:
— Мы не можем умереть, нам надо дождаться папу и не огорчать его. Подумай: ему ещё тяжелее.
Про себя не думала. Ада и Костик занимали всё: сердце, душу, голову. Истощённые и вымотанные до предела, мы наконец-то добрались до брата. Но… нас и тут тоже не ждали. Его семья, конечно же, не в восторге, на лицах неподдельное изумление, но спасибо молчат. А квартира, переполненная другими многочисленными родственниками, добравшимися сюда раньше нас, с трудом вместила ещё и наши вымученные особы. Не до отдыха, надо срочно искать работу и снять где-то уголок. Смотрю на дочь, мечтающую последний час, пока брели по городу, об отдыхе. Как она всё это воспримет. Но измученная Адуся крепится. Даже пытается взбодрить меня. Какая всё-таки она молодец! Значит, всё нормально. Переживём. Народ спит вповалку. Кровати, диваны, стулья, полы: всё использовано под постели. Ничего, всем трудно. Стыдно ныть и жаловаться. В тесноте, не на дороге и по чужим углам, можно жить. Трудно, но перенесём, быт не жизнь — война! Утром чуть свет собираемся с Адой, первым делом идём в военкомат, узнать о Косте. Потом: вставать на учёт, искать мне работу, а её определять в школу. Это тоже оказалось не так просто. Мы опять же никому не нужны. Учителей перебор. Прошу любую. Самую тяжёлую, грязную, любую… Лишь бы не сидеть на чужой шее. Соглашаюсь на всё. Но кому нужен на физические работы такой заморыш, как я. Наконец, мне повезло и меня определяют в госпиталь прачкой. Соглашаюсь. Надо на что-то жить. Радуюсь, как будто меня взяли министром. Сама ладно, перебьюсь, лишь бы не голодала Адуся. Она растёт, ей всегда хочется кушать. Страшно устаю, руки распухли и болят. Ноги к концу дня точно брёвна. Но я не могу позволить себе быть слабой. Я выдержу, я непременно справлюсь. Война не спрашивает нас, где нам хорошо, а где плохо. Где нужно и дают возможность жить- там теперь наше место. Ночью тоже не всегда удаётся поспать вызывают выгружать из вагонов тяжелораненых и таскать их на телеги. Смотреть на безруких и безногих забинтованных до глаз солдат для меня было мукой. В сердце сидел вбитый кол — Костя? Каждый раз видя человека в военной форме или раненного, я искала в нём мужа. Понятно, что это было полным абсурдом. Но…
Я работаю. Стираем гимнастёрки, бельё, портки, портянки. Боремся со вшами. Грязь, вонь, но это тоже нужно кому-то делать. Двигаюсь как автомат. Работа, как работа. Жаль только не отвлекает от дум. Они, давя, сжимают, словно железные тиски, голову, и разрывают сердце. А тут ещё известия с фронта, от которых душа леденеет. Немцы захватили Прибалтику, Белоруссию, но, правда, идут жестокие бои на Украине, значит, Костя стоит. Если жив?! Жив, ведь больше никто не сможет так упираться. Ловлю каждую сводку с фронта, до дыр зачитываем газеты. "О тебе ни строчки. Костя, милый, где ты? Отзовись, найди меня. Иногда в отчаянии я думаю, если б ты крикнул там, сильно, сильно под ветер, я б услышала. Сделала через военкомат запрос, но пусто. Понимаю, война и не всё так просто…, и всё же, почему от тебя нет ни словечка, почему тебя, радость моя, не могут так долго найти? Никогда не поверю, что с тобой что-то случилось. Нет! Нет и нет! Ты везунчик, прорвёшься, выживешь и дашь им ещё на орехи. Опять же моя любовь, опоясав тебя поясом жизни, должна уберечь для меня, для Адуси, для России. Мы ждём и любим тебя! Пишем каждый день. Как найдём тебя, сразу отправим. Ты получишь, целую радужную кучу нашей с Адой любви к тебе".
Слёзы стекают по красным от пара щекам и капают в мыльную пену и, пробив её, исчезают в грязной воде.
