Сьюзен Виггз - Волшебный туман
— Если вы сумеете своими сладкими речами проложить путь в ее постель так же легко, как вам удавалось это с английскими леди, то вы сможете выведать у нее тайные сведения, — сказал Кромвель и захихикал от удовольствия.
— Вам нравится эта затея, не правда ли, милорд? — спросил Весли.
Протектор поднял свой стакан.
— Незавидное задание. Ирландские женщины — это амазонки, грязные и уродливые, а эта Кэтлин Макбрайд окажется еще хуже. Ей двадцать два года, и она все еще не замужем, несмотря на свои владения. Но вам придется примириться с ее варварскими привычками. А возможно, они покажутся вам интересными.
— Я не могу соблазнить женщину, — заявил Весли с чувством вины. Появление Лауры заставило его дать зарок не связываться с ними.
— Вы сделаете так, как я скажу, мой друг, — сказал Кромвель.
— А если мне не удастся?
Кромвель зловеще улыбнулся.
— Удастся. Я заранее отправил своему командующему в Голуэе капитану Титусу Хаммерсмиту письма с инструкциями. Вам следует любым способом установить с ним сотрудничество.
— Я не смогу действовать, если круглоголовые будут дышать мне в затылок.
— Поверьте мне, мистер Хокинс, вам не придется работать в таких условиях.
В мысли Весли вкралась подозрительность. Уж больно уверен в себе был Кромвель. Здесь явно что-то не так.
— А что заставит меня не затеряться в Ирландии?
Кромвель приглашающе махнул кому-то, стоящему за дверью. Весли услышал звуки приближающихся шагов: одна пара ног ступала тяжело, другая — легко и быстро. У него зачесался затылок. Поднявшись со стула, он повернулся к двери.
— Папа! — крошечная девчушка ворвалась в каюту.
Ноги Весли задрожали. Он опустился на колени. Она прыгнула в протянутые руки и прижалась к его лицу своей теплой, шелковистой щекой.
— Лаура! О, Лаура! — он поцеловал девочку, затем прижал ее головку к груди.
— Папа, у тебя чудной голос, — отметила Лаура. Она дотронулась до его горла. — Что это у тебя на шее?
— Со мной все в порядке, — прошептал он. В уголках его глаз появились слезы, но он сдержал их. «Думай, — приказал он себе. — У Кромвеля твой ребенок». Весли поднял глаза на женщину, которая стояла рядом, нервно перебирая руками. Он вперил в Эстер Кленч полный ненависти взгляд, которым обычно смотрел на непокорных узников.
В испуганных глазах женщины он легко прочитал правду: она все рассказала Кромвелю. Весли в деталях вспомнил, как она клялась унести правду в могилу.
— Будьте вы прокляты, — тихо сказал он.
У нее были темные глаза и красивое лицо, которое он тогда принял за доброе. Она вздернула подбородок и заявила: — Так будет лучше для ребенка. Лорд Кромвель поклялся, что оставит девочку в живых и убережет ее бессмертную душу от вашего папистского влияния.
Весли отодвинул от себя Лауру, так как боялся в гневе причинить ей боль.
— Вы лгали мне, — произнес он тихим голосом, едва сдерживая ярость.
— Я должна была это сделать ради спасения этого невинного ребенка, — убежденно сказала женщина.
Кромвель кивнул ей, и она удалилась.
Вера Весли в человеческое милосердие поколебалась: Кромвель победил его в борьбе за преданность Эстер Кленч. Он зарыл лицо в золотисто-персиковые волосы Лауры и вдохнул впитавшийся в них запах морского воздуха и солнечного света. Ее мягкие локоны скользили по его лицу, затем она отодвинулась назад, рассматривая его серо-зелеными глазами, которые были точной копией его собственных.
— Тетя Кленч сказала, что я больше никогда не увижу тебя, папа.
— Но сейчас мы вместе, дорогая, — сказал Весли, а сам подумал: «надолго ли?»
— Я все время плакала по тебе. Поэтому господин Оливер пообещал, что разрешит мне увидеться с тобой снова. — Лаура оглянулась через плечо. — Спасибо, господин Оливер.
Слова благодарности вызвали у Весли новый приступ ярости. Но его руки продолжали нежно и бережно покачивать свою дочь, а его сердце разрывалось на части от любви к ней.
— Смотри, папа, — сказала Лаура, протягивая серебряную безделушку на ленточке. — Господин Оливер подарил мне медальон. Правда, он красивый?
Весли был взбешен.
Пока Кромвель и Терло совещались, склонившись над картами, и уточняли свои планы, Весли и Лаура перекусили: им принесли печенье, слабое пиво, твердый сыр и виноград. Она жизнерадостно щебетала с наивностью беззаботного детства, а он слушал ее с застывшей на лице улыбкой. Ей ни к чему было знать о черной ненависти, охватившей его душу, об отвратительных мыслях, которые роились в его мозгу. Для Лауры это было просто большим приключением. Они случались у них и раньше: бегство от тех, кто ловил священника, ночевки на сеновале, быстрое проглатывание пищи в расшатанных фермерских повозках. Она не понимала, что была пешкой в смертельной игре Кромвеля.
Наконец качка корабля усыпила ее: она положила голову к нему на колени, всунув в его руку свою маленькую ручонку.
— Я люблю тебя, дорогая, — прошептал он.
Пока она спала у него на руках, Весли чувствовал, как на него давят стены этой каюты, как они выжимают из него волю. Кромвель заточил его в еще более тесную тюрьму, нежели маленькая камера с мокрыми скользкими стенами в Лондонском Тауэре.
Протектор вывел Весли из задумчивости, громко отдав какое-то приказание. Тотчас же в дверном проеме появились два больших и сильных матроса. Весли еще сильнее обнял Лауру.
— Изолируйте его, — приказал Кромвель.
Большие, закаленные в морях руки схватили Весли, а Кромвель поднял с его колен спящего ребенка. Крик протеста поднялся в груди Весли, но застыл на губах. Если он разбудит сейчас Лауру, ее будет всегда мучить кошмарное видение, как ее вырывают из рук отца. Чем меньше она будет знать об этом злобном заговоре, тем больше у нее будет шансов пережить суровое испытание. Кромвель держал ее на согнутой руке. Он выглядел как снисходительный дядя с любимой племянницей, если бы не холодный блеск его глаз.
— Вы знаете, мистер Хокинс, было бы выше моих сил причинить вред ребенку. Но вы когда-нибудь задумывались о судьбе подкидышей в Лондоне? — не дожидаясь ответа, он продолжал: — Потерянные дети фактически становятся рабами, — он нежно посмотрел на Лауру, любуясь золотистыми ресницами, расположившимися веером на веснушчатых щечках. — Эта девочка прелестна, и, возможно, избежит тяжелой работы. Говорят, что карликов и детей используют для обслуживания людей в публичных домах, потому что их маленький рост не дает им возможности увидеть, что творится на кроватях. Затем, когда она станет для этой работы слишком высокой… Что же, мы можем надеяться, что она останется такой же хорошенькой, как сейчас.
