Элизабет Грегг - Лунные грезы
Бен перестал жевать и тупо уставился на него.
– И что, – невпопад спросил он, явно думая о чем-то другом, – вы собираетесь поселиться в Виргиния-Сити?
– Нет, ни в коем случае… Мы живем в Канзас-Сити. Здесь мы просто хотели наладить работу магазина, нанять управляющего, а затем съездить на пару недель в Денвер. Где-то к зиме мы планировали вернуться домой.
Бен с отчаянием уставился в свою тарелку: Вили снова испортил завтрак. И откуда у него эта идиотская манера заворачивать сырое мясо в кусок кожи? Где он этому научился? Разве что у индейцев. Но кожа ведь тоже разная бывает…
Впрочем, безнадежно пережаренное мясо недолго занимало его мысли. Ему не давала покоя эта странная девушка, совершенно не похожая ни на одну из его прежних знакомых. Впрочем, последних было не так уж и много, но все они были более или менее одинаковы, из чего Бен сделал вывод, что все женщины похожи друг на друга. Не внешне, конечно, а по сути своей: по тому, что они хотят от мужчины, пусть даже случайного, что считают его силой, а что – слабостью, что ненавидят, а что боготворят, что их заставляет смеяться, а что – плакать.
Она богата, а значит, долго в их городке не задержится. Что ж, это даже хорошо. Пока она рядом, ему не знать покоя. Почему? Он и сам не знал. Не смог бы объяснить ни себе, ни Мэгги, ни Роуз – единственным женщинам, которых он действительно любил, которые заменили ему мать и сестру, потерянных давным-давно, в почти забытом уже сейчас детстве… Не смог бы объяснить он это даже своему самому лучшему, самому верному другу Вили Моссу. А если бы и смог, то не захотел бы.
Бен был неглупым человеком и отлично понимал, что со стороны все это чертовски смахивало на влюбленность. Господи, какая ерунда!
Быстро дожевав остатки жесткого бифштекса, он шумно отодвинул тарелку и встал.
– Мне пора вернуться к колесу, иначе мы никогда отсюда не уедем. Рад был увидеть вас отдохнувшей и окрепшей, мэм, и мне искренне жаль, что судьба обошлась с вами так сурово. Думаю, шериф Мун не станет долго рассусоливать и живо набросит на этих бешеных собак пеньковые ошейники. Но прежде ему надо позаботиться о трупах, пока… – Он вовремя прикусил язык: девушке совершенно незачем знать, как обычно поступали с мертвецами степные волки.
– Меня зовут Десса, – сказала она, благодарно улыбнувшись ему в ответ.
Ее сухие губы потрескались, нежная кожа на лбу и щеках была исцарапана и обожжена солнцем, и все же Бену показалось, что ничего более прекрасного он никогда еще не видел. Эта улыбка, эти глаза… И имя, подобное ласковому дуновению ветерка, – Десса…
Он пулей вылетел из хижины, словно за ним гнались те самые голодные волки, о которых он не захотел ей рассказывать.
– Ну вот, пожалуйста! – усмехнулся Вили. – Я же говорил, что с воспитанием у него не все в порядке. Вы уж простите его. Впрочем, все это довольно странно. Я знаю Бена много лет, но впервые вижу его таким… хм… неловким. И что бы это могло означать? – Он снова усмехнулся и, хитро прищурив свои выцветшие от времени глаза, сосредоточился на кружке с кофе.
Десса тщетно пыталась проткнуть вилкой неаппетитный темно-коричневый кусок у себя в тарелке, больше всего напоминавший сухарь и вызывавший в ней любые чувства, кроме од-ного – съесть его. Ей вообще последнее время сильно не везло с пищей. В поезде кормили едва ли лучше, чем во время остановок почтового дилижанса, когда все «угощения» казались пресными и убогими. Ее желудок сводило от голода, но утолить его чем попало удавалось плохо: девушка стосковалась по нормальным, искусно приготовленным блюдам вроде высокого пышного омлета с сыром и кусочками копченой ветчины. Она от души надеялась, что в Виргиния-Сити найдется хоть один приличный ресторан. А еще она страстно мечтала о горячей ванне, чистых простынях и мягкой пуховой перине.
Десса почувствовала, что старик неотрывно смотрит на нее, и подняла глаза. Он тут же снова перевел взгляд на свою тарелку, уже изрядно опустевшую.
– Как вы полагаете, я смогу немного привести себя в порядок перед отъездом? – спросила она. – Мне бы хотелось вымыться, причесаться, почистить платье…
– Ну конечно, мэм. Как я сам не сообразил! Вот здесь в бочке осталось немного воды, а там, на плите, вы найдете котелок. Дрова рядом. И не беспокойтесь, я не стану вам мешать. Пойду помогу Бену, да и дверь не мешает починить. Знаете, раньше здесь жил почтовый агент, а потом, когда дилижансы перестали ездить так часто, пост упразднили, и дом пришел в упадок. Только ребята вроде нас с Беном и подправляют его время от времени.
Проворно, как сверчок, старик скользнул к порогу, снял с гвоздя заскорузлую от пота шляпу и нахлобучил ее на голову.
– Пожалуй, воды-то вам не хватит, – виновато добавил он, – схожу еще принесу. И уж не обессудьте, но с одеждой у нас тоже не густо, особенно хм… с женской.
Десса взглянула на свое пришедшее в полную негодность голубое платье, вздохнула и безнадежно махнула рукой:
– Все мои вещи в городе. Родители послали их вперед, чтобы я могла путешествовать налегке, с одним саквояжем. Когда напали бандиты, они все вытряхнули на землю и… и украли мое кольцо! – Чувствуя, как глаза наполняются предательскими слезами, девушка резко повернулась и отошла к окну. Что теперь плакать? Потерянного все равно не вернуть, и ей совсем не хотелось, чтобы этот добрый человек расстраивался, видя ее минутную слабость.
Митчел всегда говорил, что внутренняя сила человека – это то, чего никому не отнять. Он, разумеется, был прав, но… Но почему же тогда его, такого сильного, волевого и упорного, все-таки убили?
Вили открыл дверь, потоптался немного на пороге, словно не решаясь оставить девушку одну, и наконец сочувственно сказал:
– Не переживайте так, мэм. Они за все поплатятся, вот увидите. Наш шериф шутить не любит.
Он исчез, но не прошло и минуты, как снова вернулся, прижимая к себе доверху полную воды деревянную бадью. Водрузив свою ношу на стол, старик махнул в сторону плиты:
– Там найдете ковшик и тряпицу, чтобы обтереться. Выбирайте почище, не стесняйтесь, возле печки много всякого брахла, но что-то да сгодится, это наверняка.
Она кивнула и, едва за ним затворилась дверь, принялась расстегивать пуговицы платья.
Внезапно память вернула ее к тому дню, когда она надела его впервые. Эндрю пригласил ее прогуляться в парк, и они долго шли по берегу реки. Порыв ветра растрепал ей волосы, и Эндрю, аккуратно поправив их – он всегда все делал аккуратно, – снова поймал ее взгляд. Он любил ее, и она знала это, но так и не смогла ответить ему тем же. Ей порой казалось, что она тщетно пытается найти в этом мужчине нечто такое, чего в нем никогда и не было: искру спонтанного веселья, проблеск импровизации – короче говоря, хоть что-то живое, искреннее, никак не зависящее от мнения «нужных людей» или от того, «как это может отразиться на последующих событиях». Нет, в его просчитанном до мелочей будущем не было места даже простым случайностям, не говоря уж о «безумствах». Впрочем, это лишь сближало Эндрю с ее отцом, на которого он работал. И когда «старик Фоллон» отойдет от дел, Эндрю скорее всего возглавит предприятие. А в свете того, как любил изъясняться один их знакомый адвокат, что единственный прямой наследник мужского пола погиб, было бы неразумно доверять столь ответственный пост не члену семьи…
