Сычев К. В. - Василий Храбрый
Наконец, верный Ногаев советник Хутула попытался каким-то образом повлиять на своего повелителя и отвратить знаменитого полководца от пьянства. Не раз и не два заводил он разговор с Ногаем о необходимости прекратить разгульную жизнь и вернуться к прежним занятиям. Но на его советы Ногай лишь смеялся и говорил: – Мне нет смысла менять свою жизнь, Хутула! Зачем возвращаться на прежний путь? Ничто не дает моей душе утешения, кроме заморского вина…Да и в походы некуда ходить…Разве что только на нашего родственника Абаку-хана? Но нам не одолеть этого славного воина! Среди нас нет таких воинов, кто бы смог сражаться с сыном отважного Хулагу! Даже славный коназ-урус Ромэнэ умер! Это тоже невосполнимая для нас утрата! Никто не заменит того отважного воина! А его сын Олэгэ – не воин, а человек его распятого Бога…Ох, Хутула, мне так скучно и муторно на душе, что только вино помогает!
Наслушавшись таких слов, верный Хутула решил обратиться за помощью к ханской супруге Чапай. Совместно с ее дочерью и Ногаевыми эмирами им удалось, наконец, придумать, как отвлечь своего повелителя от беспутной жизни.
– Надо бы пойти на облавную охоту, – сказал один из эмиров. – Наш государь Ногай это очень любит! Да побольше привлечь народа, да поднять громкий шум, веселый крик, как в праздничный день. Может, наш государь развеселится и воспрянет духом…
– Сомневаюсь, – покачала головой властолюбивая Чапай. – Чего мы только не пробовали! Не верится, что мой царственный муж одумается из-за какой-то охоты.
– Все-таки надо попробовать, – сказал неуверенно Хутула. – А может, и будет толк…
На самом же деле затяжное пьянство уже давно надоело темнику Ногаю. В последние дни весны 1291 года он сам, без помощи своих подданнных, стал медленно приходить в прежнее состояние. Совет Хутулы насчет облавной охоты пришелся ему по душе.
– Давай-ка собирать людей на охоту, – сказал, зевнув Ногай, – пока степь зеленеет сочной травой. Пусть же мои люди начинают шевелиться!
Обрадованный Хутула быстро выскочил из шатра своего славного воеводы.
Целый день провели Ногаевы слуги, эмиры и военачальники, собирая людей, обсуждая предстоявшую охоту и выдумывая всевозможные развлечения для своего повелителя.
– Если наш славный государь захочет пить, – советовала эмирам Чапай, – тогда подавайте ему только один кумыс! Да припрячьте это вино грэкэ подальше от нашего Ногая…Пусть думает, что это злокозненное питье закончилось!
Вечером же первая супруга Ногая провела долгую душещипательную беседу с наложницами своего супруга, среди которых по ее же воле появилось несколько новых молодых красавиц.
– Смотрите же, прелестницы! – указывала Чапай. – Чтобы хорошо ублажили нашего славного господина Ногая после облавной охоты! И чтобы не ленились, не лежали, как бревна, но радовали бы всласть тело моего мужа! Пусть забывает непристойную жизнь и подает хороший пример своим людям и воинам!
Усилия верных подданных Ногая и его жены не прошли даром. Охота удалась! И в погожее майское утро Ногай, воодушевленный своими людьми, выехал, наконец, в степь. Как раз за день до охоты прошли дожди, и степь, покрытая густым травяным ковром, благоухала всеми своими ароматами. Ярко светило солнце. Дул легкий ветерок. Разбежавшиеся во все стороны отряды загонщиков медленно, с шумом и гамом, приближались к середине. То тут, то там выскакивали и мчались вперед всевозможные животные: легкие джейраны, тяжелые дикие кони, степные волки и лисы.
Воевода Ногай, ехавший на крупном сытом коне со своей свитой, остановился у большого кургана, на вершине которого возвышалась серая каменная статуя – «баба».
– Здесь – могила какого-то славного воина, – сказал, вдыхая полной грудью аромат степных трав, темник Ногай. – Но мы ничего о нем не знаем! Летит время! А тот воин был далеко известен своими славными подвигами…
– Твои слова, наш премудрый государь, – молвил сидевший рядом в седле небольшой, но крепкой татарской лошади, князь Федор Ростиславович, – проникают в глубь веков! Здесь побывало немало великих народов и славных воинов! Разве бы поставили напрасно такой огромный камень с рисунками и лицом неведомого человека? Здесь похоронен или какой-то царь, или знаменитый князь! Человек слаб, пусть он хоть отважный воин…Перед нашим взором остались от них лишь курганы и каменные бабы…Так же вот ушел из жизни и князь Роман Брянский! Я уже не думал, что доживу до этого и сам увижу его покойником! Но получилось именно так! Один лишь ты, государь, будешь жить всегда в своих делах и великой славе!
– Твои слова, мой любезный зять, полностью правдивы, – улыбнулся Ногай. – Мои дела, в самом деле, не будут забыты! Куда этому древнему воину и его серому камню до моей славы! Мои дела переживут века!
– О, мудрейший из мудрых! – заголосили стоявшие вокруг Ногаевы эмиры и военачальники. – Только ты один, государь, смотришь в бессмертие и покоряешь нас, бестолковых, своей мудростью!
От этих слов Ногай пришел в состояние полного веселья. – Эй, мои верные слуги! – крикнул он. Откуда ни возьмись, перед ним предстали его покорные рабы, соскочившие с коней за несколько шагов до своего повелителя и буквально рухнувшие в истоптанную траву прямо под ноги Ногаева скакуна. – Тащите же сюда урюк и лакомства грэкэ, – распорядился воевода, глядя с величием вниз, – и щедро угостите моих славных эмиров и почтенных родственников!
В мгновение ока ханские рабы, пятясь на корточках, подбежали к своим лошадям, вскочили на них и быстро помчались к большой арбе, уставленной всевозможными мешками и коробками. Прошло еще немного времени и они, вернувшись, не слезая с лошадей, приблизились к Ногаевым приближенным и набили им рты иноземными сладостями. Князь Федор, зная о таких порядках, установленных Ногаем, не противился, открыл на весь размах свой большой рот и принял солидную порцию ароматного урюка, душистой халвы и прочих восточных лакомств.
– Не обижу своего любимого зятя! – улыбнулся Ногай, единственный, кого не угостили вышколенные рабы, глядя как, выпучив глаза и задыхаясь, пережевывал насильственное лакомство князь Федор. – Я вижу твое счастливое лицо и радуюсь! Вскоре тебя ждет другое счастье! Ты, наконец, получишь свои города! Этого осталось недолго ждать! Не так ли, сынок?
– У-у-у! – пробурчал, багровый от напряжения, Федор Ростиславович, пережевывая урюк. – Ужже…т…так…
– Ко мне недавно приходили люди, – продолжал, улыбаясь, Ногай, – из славного города Сарая. Они говорили, что в Сарай приезжал твой племянник Алэсандэ из Смулэнэ и просил оставить за ним твой город…Однако хан Тохтэ не посмел перечить моей воле. Но он ласково принял того Алэсандэ и его сына Вэсилэ…Не знаю, о чем они там разговаривали с Тохтэ, но люди Тохтэ сказали мне, что этот Тохтэ просит меня, своего неродного отца, пока воздержаться от похода на Смулэнэ. Пусть-де посидит тот Алэсандэ в покое, пока Тохтэ, мой сын, не подыщет ему подходящий город или удел…
