Джулия Лонг - Ловушка страсти
Йен не сомневался, что на это ее вынудил герцог.
— И где же это такие, как ты, узнают подобные сплетни?
— От Адама. Кто-то в деревне ему рассказал, поскольку слухи уже просочились из Лондона. Женщины рассказывают ему все.
По тону Колина было понятно, почему он считает это и обстоятельство большим преимуществом и в то же время ужасным проклятием. Адам Силвейн был их двоюродным братом с материнской стороны, и Эверси сделали его викарием в маленькой церквушке в Пеннироял-Грин, которая по воскресеньям была особенно переполнена благодаря обаянию Адама.
Полли Хоторн протиснулась сквозь толпу и поставила обе кружки с пивом перед Йеном. На Колина она не обратила ни малейшего внимания и удалилась, гордо взмахнув длинной черной косой и позвякивая зажатыми в кулаке монетами.
Йен ухмыльнулся. Он немного пришел в себя, несмотря на свою ободранную голень, стертые в кровь ноги и руки и оставшуюся ему на память проклятую занозу в большом пальце, который из-за этого едва сгибался — истинная кара.
— И потом, герцог не вызывал меня на дуэль. Он просто заставил меня вылезти в окно.
Колин медленно откинулся на спинку стула и задумчиво сжал губы, после чего принялся барабанить пальцами по пивной кружке. Молчание затянулось.
— Что? — раздраженно произнес Йен.
— Вот это-то меня и тревожит. Говорят, герцог так жесток и у него такое черное сердце, что от него отскакивают даже мушкетные пули. И он всегда мстит своим обидчикам.
— Слухи и домыслы — всего лишь вздор.
После первого глотка темного пива от сплетен было легко отмахнуться. В пивной кружке всегда заключена смелость.
— Если он не вызвал тебя на дуэль, то что он сказал?
Йен не знал, стоит ли говорить об этом вслух.
— Что-то о наказании, соответствующем преступлению, — наконец признался он.
Колин помолчал.
— Господи, — наконец мрачно произнес он.
У Йена не было времени ответить. В двери паба протиснулись Женевьева с Оливией, впустив струю осеннего воздуха, и поскольку они не принялись тут же снимать плащи и перчатки — в помещении было очень тепло, — Йен решил, что они пришли звать его домой, чтобы приветствовать гостей. Эверси устраивали осенний праздник. Еще одно вполне будничное событие.
Йен качнул головой в сторону девушек и поднес палец к губам, однако делать это было совсем не обязательно. Было решено, что больше никто в семье не узнает о его подвиге.
Сестры тут же заметили высоких молодых людей, ссутулившихся над кружками с пивом, и направились к ним, лавируя между столами, кивая и улыбаясь друзьям и знакомым.
— Что такое с Женевьевой? — прошептал Йен. — Она какая-то бледная.
Оливию они не упомянули. Она была, как обычно, прелестна. Но оба брата быстро оглянулись на мишень для дротиков, где по-прежнему выигрывал Джонатан Редмонд, становясь в этот момент все более похожим на своего старшего брата Лайона, отчего Эверси не могли, относиться к нему с симпатией. Редмонды считали Оливию бессердечной соблазнительницей, ставшей причиной загадочного исчезновения их наследника. Оливия упорно отрицала все домыслы, настаивала, то со скучающим зевком, то с недоверчивым смехом, что ее сердце не разбито; и в то же время мастерски умудрялась избавляться от поклонников с изяществом утки, отряхивающей перья от воды.
Если бы Йен мог, он бы придушил Лайона Редмонда, потому что, несмотря ни на что, ни один из Эверси не стерпел бы обиды, нанесенной сестрам.
— Милые братья, нас прислали за вами. Через несколько часов отец ожидает важного гостя и хочет, чтобы вы присутствовали при встрече.
— И кому же столь срочно потребовалось мое присутствие? — спросил Йен.
Словно вручая царский скипетр, Оливия церемонно произнесла:
— Герцогу Фоконбриджу.
К изумлению сестер, Йен и Колин встретили эту новость молча.
Оливия шепнула на ухо Женевьеве:
— Что с Йеном? Он так побледнел.
Глава 3
Герцог стоял в просторном мраморном холле Эверси-Хауса, упершись ногой в северную сторону огромной инкрустированной звезды-компаса из золотистого мрамора. Вышколенные слуги в ливреях забрали его шляпу, пальто, трость и саквояж, а конюх и несколько трясущихся мальчиков-помощников благоговейно занялись его экипажем и упряжкой. На лестнице собрались служанки, пристально разглядывая герцога. Глаза у них загорелись от интереса, они еле сдерживали смешки, а чепцы взволнованно дрожали, когда девушки перешептывались друг с другом.
Герцог всегда притягивал внимание. Он уже успел к этому привыкнуть.
— Прошу прощения, ваша светлость!
Он еле успел увернуться от пары слуг, шатающихся под тяжестью охапок поразительно ярких цветов. Они держали ослепительные оранжерейные бутоны оранжевого и алого цвета, словно таитянский закат.
— Отнесите их в зеленую гостиную! — прокричал вслед слугам Джейкоб Эверси, поспешно спускаясь в холл. — Спросите у миссис Эверси, куда поставить.
— Оливия, — загадочно пояснил мистер Эверси, поворачиваясь к герцогу. — Я счастлив и польщен принимать вас в нашем доме, Монкрифф. Вы не могли прислать письмо в более подходящее время. У нас намечается бал. Естественно, все очень скромно по сравнению с лондонскими балами, но у нас есть подходящий зал, и к тому же мы ожидаем прибытия приятных гостей. Надеюсь, вам у нас понравится. А в субботу мы позовем соседских мужчин и сыграем в карты. Как хорошо, что вы это предложили! Они все и проиграют вам с радостью. Я сообщу нашим близким друзьям.
— Благодарю вас, Эверси. Более радушного приема я и не ожидал.
Он уже успел побывать наверху. Его комната была просторной, выдержанной в коричневых тонах и вполне уютной — повсюду мягкие ковры, шторы и покрывала, но герцог лишь окинул ее беглым взглядом и поинтересовался у служанки, где спит Йен Эверси.
После этого он проскользнул в его комнату и положил на постель второй ботинок Йена. Когда он приземлился в тридцати футах от окна Абигейл, револьвер все-таки проделал в нем дыру.
Услышав на мраморной лестнице тяжелые шаги, Джейкоб Эверси и герцог подняли головы.
— Откуда он взялся, черт подери? — раздался громкий голос Йена.
В руке он держал тот самый ботинок.
При виде герцога он так резко остановился наверху, что чуть не упал.
— Полагаю, вы знакомы с моим сыном Йеном? — спросил Джейкоб.
Йен спрятал ботинок за спину и застыл на месте, словно заметивший добычу охотничий спаниель. Он молча смотрел на Монкриффа. Наконец Йен спустился вниз и с опаской двинулся по холодному мраморному полу, как по раскаленным углям. Низко поклонился герцогу. Хорошие манеры были свойственны всем Эверси, и, без сомнения, Йен уже успел продумать свое поведение. Когда он выпрямился, его лицо цветом напоминало мрамор.
