Элизабет Хойт - Герцог полуночи
— Самовлюбленный болван. — Лорд Физерстоун произнес это так громко, что герцог, должно быть, услышал, однако не подал виду и скрылся в особняке. — Миледи, — обратился лорд Физерстоун к Пенелопе, — я должен принести вам извинения за грубость герцога. Могу только предположить, что этот человек перестал понимать шутки и превратился в старика, не дожив и до сорока лет. Или до пятидесяти? Клянусь, герцог вполне может быть таким же старым, как мой отец.
— Конечно же нет! — Леди Пенелопа нахмурилась, как будто и в самом деле поверила, что герцог внезапно постарел. — Ему не может быть больше сорока, правда?
Вопрос был адресован Артемис, и та ответила:
— Я уверена, что его светлости не больше тридцати трех. — Тихонько вздохнув, она убрала табакерку в карман, чтобы потом отдать ее Пенелопе — если не позаботиться о подарке, кузина непременно забудет его на балу или в экипаже.
— Правда?! — обрадовалась Пенелопа. Потом заморгала и спросила: — Но откуда ты знаешь?
— Его сестры мимоходом упоминали об этом, — ответила Артемис. Пенелопа и сама была дружна — во всяком случае, знакома — с леди Геро и леди Фебой, но не в ее привычках было слушать, а уж тем более запоминать, то, что говорили ее подруги.
— A-а… понятно. Что ж, это хорошо, — кивнула Пенелопа. Она тут же приняла предложенную лордом Физерстоуном руку и направилась в дом.
В холле их встретили одетые в ливреи слуги, взявшие у них верхнюю одежду, и они поднялись по парадной лестнице на верхний этаж, в бальный зал лорда д’Арка. Зал этот походил на сказочную страну: под ногами блестел пол из бело-розового мрамора; над головой сияли хрустальные люстры; огромные вазы были наполнены оранжерейными гвоздиками — розовыми всех оттенков, белыми и темно-красными, — насыщавшими воздух резким пряным запахом; в дальнем конце бального зала оркестр уже что-то играл, и гости в нарядах всех цветов радуги грациозно двигались в танце, словно некие сказочные существа.
Артемис с досадой поморщилась, подумав о своем скромном платье. Оно было коричневое, так что если остальные гостьи казались феями, то она, очевидно, являлась злобным троллем. Это платье появилось у нее в первый год жизни у Пенелопы и графа, и с тех пор Артемис надевала его на все балы, которые посещала со своей кузиной. Но ведь она — всего лишь компаньонка, ей положено держаться на заднем плане, и она делала это с завидным искусством, хотя и без особого удовольствия.
— Все прошло хорошо, — весело объявила Пенелопа.
— Прости, ты о чем? — Артемис заморгала, подумав, не пропустила ли она чего-то, когда толпа вокруг них стала плотнее и разъединила их с лордом Физерстоуном.
— Про Уэйкфилда, — ответила Пенелопа, раскрыв свой искусно расписанный веер.
Артемис взглянула на нее с удивлением.
— Ты считаешь, что наша встреча с герцогом прошла хорошо?
— Конечно же нет! — воскликнула Артемис.
— Разумеется. — Пенелопа резким движением сложила веер и похлопала им компаньонку по плечу. — Ведь ревнует!
Артемис в изумлении уставилась на свою красавицу-кузину. Когда герцог уходил от них, она мысленно подобрала несколько слов для описания его выражения: насмешка, презрение, самодовольство, надменность… А сейчас, думая об этом, она была совершенно уверена, что могла бы предложить еще с дюжину определений, но все же «ревности» среди этих слов не было.
— Я не уверена… — осторожно начала Артемис, прочистив горло.
— О, леди Пенелопа! — Джентльмен с небольшим животиком, растягивающим пуговицы его элегантного костюма, остановился прямо перед ними. — Вы прекрасны как летняя роза!
— Благодарю вас, ваша светлость. — Пенелопа надула губки при этом довольно банальном комплименте. — Полагаю, вы преувеличиваете.
— Что вы, что вы!.. Нет, конечно же. Я уверен, что вы, мисс Грейвс, — герцог Скарборо повернулся к Артемис и подмигнул ей, — в добром здравии.
— Конечно, ваша светлость, — улыбнулась Артемис, делая реверанс.
Герцог был среднего роста, но слегка сутулился и от этого казался ниже. Он был в белоснежном парике, в отличном костюме цвета шампанского и в туфлях с бриллиантовыми пряжками — говорили, герцог вполне мог себе это позволить. А еще ходили слухи, что он искал себе новую жену, так как герцогиня умерла несколько лет назад. К сожалению, Пенелопа, если и могла простить этому мужчине сутулость и небольшой животик, была совершенно непреклонной в отношении его возраста — герцогу Скарборо в отличие от герцога Уэйкфилда было уже за шестьдесят.
— Я должна тут встретиться с подругой, милорд. — Пенелопа сделала шаг в сторону, пытаясь избавиться от герцога.
Но герцог, двигаясь с поразительным для своего возраста проворством, каким-то образом ухитрился схватить руку Пенелопы и положить ее себе на локоть.
— Тогда я буду иметь удовольствие проводить вас к ней.
— О-о… милорд, но мне очень хочется пить, — нашлась с ответом Пенелопа. — Не будете ли вы, ваша светлость, столь добры, не принесете ли мне чашку пунша?
— С превеликим удовольствием, миледи, — отозвался герцог, но Артемис показалось, что она заметила в его глазах веселые искорки. — Впрочем, я уверен, что ваша компаньонка не станет возражать против такой работы. Правда, мисс Грейвс?
— Да, конечно, — пробормотала Артемис, улыбнувшись.
Хотя Пенелопа являлась ее хозяйкой, Артемис симпатизировала пожилому герцогу — впрочем, он не просил ее помочь завоевать Пенелопу. Притворившись, что не слышит злобного шипенья кузины, Артемис повернулась и, медленно обходя танцующих, направилась к комнате с напитками, находившейся в другом конце бального зала. У нее на губах все еще играла легкая улыбка, когда она услышала зловещий раскатистый голос:
— Мисс Грейвс, могу я поговорить с вами?!
«Этого следовало ожидать», — подумала она и, повернув голову, увидела холодные темно-карие глаза герцога Уэйкфилда.
— Я удивлена, что вам известно мое имя, — сказала мисс Артемис Грейвс. И действительно, она была не из тех женщин, на которых мужчины обращали внимание и которыми интересовались.
Глядя на стоявшую перед ним мисс Грейвс, Максимус говорил себе: «Да, она и впрямь одна из тех неприметных женщин-компаньонок, незамужних тетушек, бедных родственниц, то есть из тех, кто всегда остается позади, кто тихо прячется в тени. Такие женщины есть в доме каждого состоятельного человека, потому что долг джентльмена — заботиться о таких по мере возможности. Однако женщины такого типа не привлекают мужчин, не выходят замуж и не рожают детей. В сущности, они вообще не имеют пола. Нет повода замечать подобную ей женщину».
