Диана Гэблдон - Путешественница
Он подошел к нам с обеспокоенным видом. По мере приближения родов мы оба нервничали. Фрэнк был раздражителен, а я перепугана, поскольку мы не представляли себе, как сложатся наши отношения после появления ребенка Джейми Фрэзера. Но когда нянечка взяла Брианну из колыбельки и вручила Фрэнку со словами «Вот она, папочкина дочурка», досады на его лице не было и следа. А уж после того, как он взглянул на крохотное, похожее на розовый бутон личико, его переполнили удивление и нежность. Не прошло и недели, как малютка окончательно пленила его.
Я повернулась к нему с улыбкой.
– Она перевернулась! Сама!
– Правда?
Он потер лицо, лучившееся восторгом.
– А не рано ли это для нее?
– То-то и оно, что рано. Если верить доктору Споку, ей предстоит перевернуться только через месяц!
– Ну и что он понимает, этот доктор Спок? Иди-ка сюда, маленькая красавица, поцелуй папочку, раз уж ты такая несусветная умница.
Он поднял нежное маленькое тельце в удобных розовых ползунках и поцеловал в носик-кнопочку. Брианна чихнула, и мы оба рассмеялись.
Но тут мой смех оборвался: до меня дошло, что я рассмеялась в первый раз почти за год. И более того, мы в первый раз смеялись вместе с Фрэнком.
Он тоже это понял – мы встретились взглядами над макушкой головки Брианны. Его мягкие карие глаза были полны нежности. Я улыбнулась ему слегка нерешительно и неожиданно осознала, что он почти голый: вода капельками скатывалась по его мускулистым плечам и поблескивала на гладкой загорелой коже груди.
Это ощущение домашнего блаженства прервал резкий запах с кухни.
Кофе!
Бесцеремонно сунув Бри мне в руки, Фрэнк бросился на кухню, оставив оба полотенца кучей у моих ног. Улыбнувшись при виде сверкнувших ягодиц, контрастно белых по сравнению с загорелой спиной, я двинулась следом, прижимая к себе малышку.
Обнаженный Фрэнк стоял у раковины, над которой поднимался пахучий пар от обгоревшего кофейника.
– Может быть, чай? – спросила я, ловко пристроив Брианну на бедро одной рукой и шаря другой в кухонном шкафчике. – Правда, листового с апельсиновым ароматом уже не осталось, есть только «Липтон» в пакетиках.
Фрэнк скорчил гримасу: англичанин до мозга костей, он скорее стал бы пить воду из унитаза, чем чай из пакетиков. «Липтон» оставила миссис Гроссман, женщина, которая приходила убирать раз в неделю и которая, напротив, считала рассыпной листовой чай гадким месивом.
– Нет, я выпью чашечку кофе по пути в университет. Кстати, ты не забыла, что сегодня вечером мы ждем к ужину декана с женой? Миссис Хинчклиф принесет подарок для Брианны.
– О, верно, – откликнулась я без энтузиазма.
Мне уже доводилось встречаться с Хинчклифами, и особого желания повторять этот опыт не было, однако жизнь не состоит из сплошных радостей. Мысленно вздохнув, я переместила ребенка на другую сторону и стала нашаривать в выдвижном ящике карандаш, чтобы составить список нужных продуктов.
Брианна зарылась носиком в мой пушистый красный халат, похныкивая и производя недвусмысленные чмокающие звуки.
– Не может быть, чтобы ты опять проголодалась, – сказала я ее макушке. – И двух часов не прошло, как тебя кормили.
Впрочем, в ответ на ее причмокивание из моей груди уже начинало сочиться молоко, и я, присев, распахнула халат.
– А вот миссис Хинчклиф говорила, что нельзя кормить детей всякий раз, когда они хнычут, – заметил Фрэнк. – Если не приучить их к режиму, они становятся избалованными.
Я не в первый раз слышала мнение миссис Хинчклиф о воспитании детей.
– Значит, моя малютка вырастет избалованной, – холодно обронила я, не глядя на Фрэнка.
Маленькие розовые губки впились в сосок, и Брианна принялась с аппетитом чмокать. Мне было известно, что миссис Хинчклиф считает кормление грудью вульгарным и антисанитарным, но, навидавшись здоровых и крепких младенцев восемнадцатого века, не знавших другого способа кормления, я придерживалась на сей счет иного мнения.
Фрэнк вздохнул, но спорить со мной не стал, а спустя мгновение бочком двинулся к двери.
– Ну тогда, – чуть сконфуженно проговорил он с порога, – увидимся около шести, ладно? Может, мне проехаться по магазинам, что-нибудь прихватить, если ты не собираешься выходить?
– Не надо, я справлюсь, – сказала я с улыбкой.
– Ну хорошо.
Он замешкался на пороге, а я, усадив Бри поудобнее на коленях и пристроив ее головку на локтевом сгибе моей руки, подняла на него глаза и вдруг поняла, что он пристально смотрит на мою обнаженную грудь. Я скользнула взглядом вниз по его телу и при виде явных признаков возбуждения склонила голову над малюткой, чтобы спрятать вспыхнувшее лицо.
– До свидания, – пробормотала я.
Он постоял еще немного, наклонился и коснулся поцелуем моей щеки, заставив ощутить беспокойную близость его обнаженного тела.
– До свидания, Клэр, – тихо произнес Фрэнк. – До вечера.
Он больше не заходил на кухню до ухода, поэтому у меня была возможность закончить кормление Брианны и привести собственные чувства в относительную норму.
Я не видела Фрэнка обнаженным с тех пор, как вернулась, он всегда одевался в ванной или в кабинете. И он не пытался поцеловать меня до сегодняшнего робкого касания губами. Еще во время беременности акушерка предупредила о высокой степени риска в случае возможной близости, поэтому вопрос о том, чтобы Фрэнк делил со мной постель, отпал сам собой. Да и я к этому не была расположена.
Мне следовало бы предвидеть, что рано или поздно ситуация изменится. Но сперва я была слишком поглощена горем. Потом меня охватила апатия по отношению ко всему, кроме собственного растущего живота и предстоящего материнства. Ну а после рождения Брианны я жила от одного кормления до другого, поскольку те мгновения, когда ко мне прижималось ее крохотное тельце, даровали покой и счастье краткосрочного забвения.
Фрэнк тоже нянчился с девочкой, с удовольствием играл с ней, а порой они засыпали вместе в его кресле – долговязый мужчина и крошечная девчушка, прижавшаяся розовой щечкой к его груди. Но друг друга мы с Фрэнком не касались да и не разговаривали ни о чем, кроме домашних проблем и Брианны.
Ребенок был объектом нашего общего внимания, через который мы могли общаться, держа друг друга на расстоянии вытянутой руки. Но похоже, для Фрэнка это расстояние начинало казаться недостаточно близким.
В физическом плане препятствий к близости не существовало: неделю назад во время очередного осмотра доктор лукаво подмигнул мне и, погладив по ягодице, заявил, что я могу возобновить отношения с мужем в любое время.
Для меня было очевидно, что после моего исчезновения Фрэнк не вел монашеской жизни. В свои почти пятьдесят он по-прежнему оставался худощавым, мускулистым и гибким. Весьма привлекательный смуглый мужчина. На вечеринках и коктейлях женщины роились вокруг него, как пчелы вокруг горшка с медом, издавая легкое жужжание сексуального возбуждения.
На одной корпоративной вечеринке мое внимание привлекла девица, уныло стоявшая в углу и таращившаяся на Фрэнка поверх своего бокала. Позже она ударилась в слезы и бессвязную пьяную болтовню, и две подруги проводили ее домой. Уходя, они кидали сердитые взгляды то на Фрэнка, то на меня, молча стоявшую рядом с ним в просторном платье для беременных.
Впрочем, он вел себя тактично. Ночевал всегда дома и старался, чтобы на его воротничках не оставалось следов губной помады. Теперь, похоже, ему пришло в голову вернуться домой в полном смысле этого слова. И наверное, он имел право ожидать от меня исполнения супружеского долга, ведь я снова была его женой.
Оставалась только одна проблема. Вовсе не к Фрэнку устремлялись мои помыслы, когда мне случалось проснуться посреди ночи. Не его гладкое гибкое тело являлось в снах и возбуждало так, что я просыпалась вся в поту, дрожащая от полузабытых прикосновений, испытать которые наяву уже не надеялась.
– Джейми, – шептала я. – О Джейми!
Слезы вспыхивали в свете утренней зари, как жемчуга и бриллианты, красуясь на нежном рыжем пушке, покрывавшем головку моей малютки.
Увы, этот день не задался. У Брианны расстроился животик. Она без конца пачкала пеленки, верещала, и ее каждые несколько минут приходилось брать на руки. Но и на руках девочка возбужденно вертелась, то и дело отрыгивая, и у меня на одежде оставались липкие пятна. К одиннадцати часам мне трижды пришлось сменить блузку.
Неудобный бюстгальтер для кормящих мам натирал под мышками, в то время как остававшиеся открытыми соски раздражал холод. В довершение всех этих радостей когда я, пересиливая себя, занялась уборкой, под полом что-то лязгнуло и отопление со слабым вздохом отключилось.
– Нет, на следующей неделе меня не устроит! – рявкнула я в трубку, разговаривая с мастером обслуживающей компании.
Стылый февральский туман, висевший за окнами, так и норовил просочиться под подоконником и завладеть помещением.
