Джорджетт Хейер - Всевластие любви
Ее размышления были прерваны робким стуком в дверь, означавшим приход Эллен, потому что вести, принесенные Эллен, вытеснили из ее головы все проблемы, кроме домашнего хозяйства. Шеф-повар желал знать, не угодно ли ей будет сделать распоряжения на сегодня, а миссис Торн была бы рада, если бы Кейт улучила минутку перемолвиться с ней словом.
Через полчаса, входя в столовую, Кейт с удивлением обнаружила там одного Филиппа, неспешно попивающего кофе за чтением «Мансли мэгэзин». При ее появлении он отбросил журнал в сторону и поднялся ей навстречу, широко раскинув руки в приветствии.
– Доброе утро, моя радость! – с нежностью сказал он. – Я ждал вас. – Он завладел ее руками и поцеловал их. – Я все собираюсь спросить, как вам удается каждый раз выглядеть все более красивой?
Она вспыхнула, смущенно взглянув ему в лицо.
– О Филипп, вы… Вы льстец! Это неправда!
– Это правда! И, знаете ли, я при этом чувствую себя наказанным: очень жестоко с вашей стороны так поступать, зная, что я не могу вас поцеловать!
Он шагнул к столу и отодвинул стул:
– Присаживайтесь! – И, пододвигая стул, запечатлел поцелуй на ее макушке в тот самый момент, когда вошел Пеннимор, неся чайный поднос и блюдо с горячими лепешками.
Верный слуга ни малейшим движением век не выдал, что заметил неподобающее поведение мистера Филиппа Брума, но Кейт совершенно потерялась от смущения, и как только Пеннимор удалился, учинила своему суженому разнос.
Он отошел и уселся на свое место на другом краю стола, не проявляя никакого раскаяния.
– Господь вас храни, прекрасная моя дикарка, нам нечего бояться старины Пеннимора!
– А если бы это оказался не Пеннимор, а Джеймс или Уильям? – допытывалась она. – Или доктор? Или Торкил? Хорошенькая была бы сцена!
– Ну хватит браниться, ворчунья! Делаболь закончил завтрак, когда я только принимался за свой, а Торкил… Он, по утверждению доктора, провел беспокойную ночь и был с утра ужасно вялый. Я думаю, Делаболь подмешал ему вчера в лимонад какое-нибудь снадобье, с помощью которого он его утихомиривает. Торкил выпил и сразу стал сонным, начал зевать и жаловаться, что у него слипаются глаза, – за что, уверяю вас, я был ему весьма благодарен! Я с ним успел намучиться. Наверное, его возбуждает полнолуние: он во что бы то ни стало решил отправиться к озеру. Мне оставалось только надеяться, что я смогу вытащить его из воды.
Кейт тревожно спросила:
– Он был в плохом состоянии? Когда он вышел к обеду, он показался мне взвинченным, но потом как будто успокоился, и я надеялась… Но когда доктор Делаболь вошел в гостиную, я заметила, как изменился взгляд Торкила, – знаете, как это бывает?
Филипп кивнул.
– Я знаю. Нет, Торкил не был особенно раздражен, но он был на волосок от бешенства, когда Делаболь попытался со свойственной ему бестактностью уговорить его идти спать. Когда Торкил стал грозиться выпрыгнуть в окно и хвастаться, что он уже не раз так делал, я понял, что пора вмешаться… пока Делаболь не наделал глупостей.
– Вмешаться? Но не хотите же вы сказать, что заставили Торкила идти спать? Я не сомневаюсь, что вам это удалось бы, как удается тетушке. Но я надеюсь, что вы этого не сделали, потому что Торкил разозлился бы на вас. Он испытывает враждебность даже к тетушке, когда она вынуждает его подчиняться, а ведь она его мать!
– О нет, конечно, я не стал этого делать! Да он и не послушался бы. Я просто сказал ему, что он хочет сбежать, поскольку боится, что не сможет второй раз обыграть меня! Этого было достаточно, чтобы Торкил забыл обо всем на свете, кроме желания доказать обратное!
Кейт засмеялась:
– Вы, должно быть, мастерски играли, если Торкилу удалось выиграть первую партию! Вы ведь играете гораздо лучше его.
– Я действительно играл мастерски, – сказал Филипп, невесело усмехаясь. – Требуется большое мастерство, чтобы каждый раз промахиваться на волосок! Гораздо большее, скажу я вам, чем нужно, чтобы просто победить подозрительного юнца! А эта дубина Делаболь прямо-таки заставил его предложить мне третью партию, попытавшись – или сделав вид, что пытается, – загнать его спать. – Филипп вытащил табакерку из кармана, раскрыл ее и в задумчивости взял щепотку. – Все, что он говорил, словно специально было им придумано, чтобы разозлить Торкила. То ли это очередная его бестактность, то ли очень грубая работа. Я тоже внес свою лепту, сказав, что не хочу больше играть, и Торкил преисполнился решимости настоять на третьей партии. Он был бодр и жаловался только на жару и жажду. Делаболь воспользовался этим и напоил его своим снадобьем. Во всяком случае, Торкил почти сразу же сделался сонным, начал совершать ошибки и в конце концов отшвырнул кий и, пошатываясь, побрел к себе. Тут Делаболь развлек меня бойким объяснением его поведения. Уж лучше бы он молчал! По его словам, он опасался, что у Торкила солнечный удар, ни более ни менее! Сегодня за завтраком он изложил ту же версию в более развернутом виде. Я не претендую на понимание его профессионального жаргона – он не очень-то и хотел, чтоб я понял, – но суть его рассуждений сводится к тому, что у Торкила настолько хилое здоровье, что малейшее возбуждение или переутомление приводит его в лихорадочное состояние. – Филипп защелкнул табакерку, снова сунул ее в карман и сказал, снимая пушинку с сюртука: – Он мог бы не тратить столько усилий, объясняя, что не хотел вчера вечером выпускать Торкила из дому не потому, что боялся потерять над ним контроль, а чтобы он не простудился, выйдя из жаркой комнаты на ночной воздух.
– Я полагаю, это вполне разумное объяснение, – рассудительно сказала Кейт. – В Англии все люди боятся ночной прохлады, и, если Торкил слаб здоровьем, в поведении доктора нет ничего удивительного – он опасается, что любая простуда может перейти в воспаление легких и тому подобное.
– Я бы скорее сказал, что Торкил на удивление крепок здоровьем, коли он выжил после всех своих болезней.
– Он очень много болел?
– О, он переболел буквально всем на свете, включая оспу!
– Оспу? Но у него нет оспинок! Наверное, он перенес ее в легкой форме!
– По-видимому, так, но не советую говорить это Минерве. Она и Сидлоу выхаживали его, и именно смертельная опасность, которая, по ее мнению, угрожала Торкилу, послужила ей основанием вызвать Делаболя и отказать доктору Огборну, бывшему прежде семейным врачом.
– О, Филипп, Филипп! – взмолилась Кейт. – Как вы можете такое говорить! Если Торкил подвержен болезням, разве удивительно, что она держит доктора Делаболя в Стейплвуде! И сэр Тимоти тоже! Нет, это несправедливо, я не желаю вас слушать! – Она бросила взгляд на каминные часы и вскочила. – Боже правый, уже почти одиннадцать, а я сказала шеф-повару, что буду у него не позже пол-одиннадцатого! Он желает получить мои распоряжения на сегодня. Я надеюсь, от меня потребуется только взглянуть на счета покупок и одобрить его действия; иначе я изобрела бы какую-нибудь мигрень и послала бы сказать, что не в состоянии выходить из комнаты.
