Джорджетт Хейер - Всевластие любви
Но когда Торкил вошел в гостиную, улыбаясь тому, что говорил ему Филипп, и увидел доску для «Лисы и гусей», он воскликнул:
– Ой, я и забыл совсем! Смотри, Филипп, ты помнишь?
Филипп помедлил, усаживая сэра Тимоти в его любимое кресло, прежде чем обернуться к Торкилу.
– Смотри куда? Господи Боже мой! Ты хочешь сказать, что это мое изделие? – недоверчиво воскликнул он. Он обошел стол, взял в руки одного из кривобоких гусей и засмеялся: – Ну и руки-крюки были у меня! Да как же они уцелели? Ты в них играешь?
– О нет, я в них сто лет не играл, но три-четыре дня назад мы играли с Кейт. Я думал, они потерялись, но она нашла их где-то в кладовке, и мы устроили настоящее сражение! Я разбил ее в пух и прах, и она поклялась отомстить! Ну как, вы готовы, кузина?
– О Кейт, скажите, что вам не хочется играть! – попросил Филипп. – Я больше чем уверен, что вы гораздо охотнее поболтаете с дядей! А я, по доброте своей, могу поиграть за вас. Боже мой, я словно опять стал мальчишкой! Интересно, вспомню ли я правила?
Филипп уселся и стал расставлять семнадцать гусей. Торкил, который собирался было отвергнуть его вмешательство, тут же проникся интересом, а сэр Тимоти жестом пригласил Кейт сесть рядом с собой.
Она умышленно поставила доску для игры на столе в другом конце комнаты, так что, хотя обрывки слов и долетали до играющих, тихий разговор не мешал им и не мог быть ими подслушан. Тем не менее Кейт пододвинула свое кресло поближе к сэру Тимоти и сказала, усаживаясь:
– Филипп был прав: я намеревалась поговорить с вами с того самого дня, как поняла, что он действительно собирается на мне жениться!
– У вас были сомнения? Он, должно быть, неточно выразился! – улыбнулся сэр Тимоти. Кейт покраснела и рассмеялась:
– О нет, но… я никак не ожидала, что он может сделать мне предложение, и боялась, что он опомнится и пожалеет об этом. В конце концов, мы и знакомы-то всего неделю!
– Но вы не боитесь, что сами можете об этом пожалеть? – спросил сэр Тимоти, продолжая улыбаться.
– О нет, нет!
– Тогда почему он должен жалеть? Он отнюдь не ветреник, как вам известно. – Он протянул тонкую руку, и Кейт вложила в нее свою ладонь. Сэр Тимоти мягким тоном продолжал: – Мне кажется, вы прекрасная пара. Я рад за вас, дорогая моя. Уверен, что вы будете счастливы вдвоем.
– Благодарю вас, сэр! – прошептала Кейт, порывисто сжав его руку. – Раз вы не против…
– Я жалею только об одном: что я расстанусь с вами! Вы принесли солнце в Стейплвуд, дитя мое! И боюсь, когда вы уедете, я не увижу вас больше. Ваша тетушка не позволит вам приезжать сюда. Вот она-то будет против вашей свадьбы с Филиппом! Вы ведь и сами знаете, не так ли? – Кейт кивнула, и сэр Тимоти продолжил со вздохом: – Филипп говорит, что вы намерены лично сообщить ей эту новость. Я только прошу вас, Кейт, подождать немного, пока она не поправится. Она не выносит, когда что-то выходит из-под ее контроля, и боюсь, она основательно расстроится.
Кейт поспешила успокоить сэра Тимоти:
– Вы можете не тревожиться об этом, сэр, я не стану ее расстраивать, пока ей не станет лучше. Кстати, что говорит доктор Делаболь?
– Он пошел ее проведать, когда мы выходили из столовой, и обещал доложить мне, как у нее дела. Вероятно, он скоро вернется. И последнее, моя дорогая: что бы ни говорила ваша тетушка, доверьте Филиппу решать, как вам поступить, – и да будет с вами мое благословение!
Глава 17
В этот вечер Кейт не удалось больше поговорить с Филиппом. Она только шепнула ему несколько слов, когда передавала письмо для Сары. Хотя сэр Тимоти, сопровождаемый доктором Делаболем, ушел к себе еще до того, как был подан чай, но оставался Торкил, да и доктор вскоре вернулся. Как только он вошел, Торкил поспешил пригласить Кейт прогуляться с ним к мосту, дабы полюбоваться лунным светом на озере. Появление лакея с чайным подносом дало ей предлог отказаться; она добавила, что очень устала, предоставив Филиппу управлять неровным настроением Торкила. Что он и сделал, предложив Торкилу партию в бильярд, когда тот объявил, что отправится на озеро один.
Кейт, таким образом, досталось общество доктора Делаболя. Разговор шел в основном о состоянии здоровья леди Брум, но доктор щедро пересыпал свою речь анекдотами, запас которых у него, похоже, был неисчерпаем. Кейт показалось, что за его жизнерадостностью скрывается тревога, но когда она спросила его, не преуменьшил ли он в беседе с сэром Тимоти тяжесть состояния леди Брум, он тотчас опроверг это, заверив Кейт, что ее тетушка идет на поправку.
– Это был тяжелый приступ, хотя и скоротечный, и он подорвал ее силы, в этом нет сомнения, – я ей так и сказал, когда она решила вставать. Она надерзила мне, но это – явный признак выздоровления! – Доктор хмыкнул и продолжал: – Я словно вернулся в прошлое. Вам, может быть, трудно сейчас поверить, что это темпераментная женщина, но я клянусь, темперамент у нее был, причем бешеный! Я знаю ее с той поры, когда ей было двенадцать лет, – она, можно сказать, выросла на моих глазах. Я наблюдал, как она училась обуздывать свой темперамент и достигла в этом таких успехов, что я почти забыл о ее страстном характере… пока она не набросилась на меня за приказ оставаться в постели! Как все происходящее напомнило мне былые дни! Я не хочу сказать, что ее реакция не выходила за рамки просто вспышки гнева, и тем не менее это заставило меня снова насторожиться!
– Но разве вы не сказали, что это признак наступающего выздоровления? – недоумевала Кейт.
– Да, безусловно! Вчера, пока температура еще оставалась высокой, она чувствовала себя слишком слабой, чтобы проявлять жесткость или упрямство, и это добавляло мне тревоги! – Он бросил на Кейт испытующий взгляд. – Я думаю, мне незачем вам говорить, мисс Молверн, что это женщина необычайно сильной воли! Если она приняла какое-то решение, заставить ее отступить невозможно! Я бы предпочел продержать ее в постели еще денек, но, если она и завтра будет в таком же настроении, я не отважусь с ней спорить. Ей это принесет больше вреда, чем пользы. Она страдает нервным расстройством, и ей нужен максимальный покой, иначе ей грозит новый приступ колик. А это будет уже действительно серьезно!
Доктор продолжал распространяться на эту тему, пока не был унесен чайный поднос, и Кейт решила, что можно откланяться, не показавшись невежливой.
Она провела спокойную ночь и проснулась с ощущением счастья. Оставалась лишь одна преграда, и, хотя это было достаточно трудно, Кейт не сомневалась, что преодолеет ее: благословение сэра Тимоти развеяло ее сомнения, и за этой последней преградой ее ожидало счастливое будущее.
