Юджиния Райли - Речной дурман
К счастью, Джэард ехал не спеша. При самом въезде в город она увидела его экипаж. Он миновал деловую часть города и направился к утесу. Затем свернул к северу и поехал по дороге, ведущей к кладбищу.
Жасмина была смущена и недоумевала, для чего это Джэарду было нужно городское кладбище Натчеза, пока они ехали под тенью деревьев, раскинувшихся над дорогой. Джэард остановил экипаж под высоким вязом. Стоя поодаль, Жасмина наблюдала, как Джэард вышел из экипажа с цветами в руках.
Она привязала свою лошадь к густому кусту сирени, а затем тихо подошла к Джэарду сзади, запахивая свою шерстяную накидку от резкого порыва ветра. Она видела, как Джэард остановился перед свежей могилой, как положил цветы к подножию простого надгробного памятника из мрамора. Он обнажил голову и устремил взгляд вниз, на могилу. Ветер развевал полы его плаща, трепал ему волосы и кружил опавшие листья вокруг него. Спустя какое-то время он поднес к глазам руку, и Жасмина могла поклясться, что он смахнул слезу.
Казалось, он даже не заметил, как она оказалась по правую руку от него, стоя чуть сзади. Жасмина прочитала надпись на надгробии и в ужасе воскликнула: «Флоренс ла Фьюм?»
Джэард ничем не выдал своих чувств от неожиданного появления Жасмины.
— Здравствуй, моя дорогая, — сказал он ровным голосом, не проявив удивления. Он кивнул на надгробие. — Знаешь, я когда-нибудь собирался рассказать тебе все о Флоренс. Вот время и пришло, наконец.
Жасмину поразила боль, которую она увидела в глазах Джэарда. Кем же была эта женщина, Флоренс ла Фьюм, для Джэарда, что он возложил цветы на ее могилу и не мог сдержать слез?
Она быстро отмела прочь все предположения о предательстве, продиктованные гневом. Казалось, Джэарду тоже хотелось высказаться, и она старалась ничем не помешать ему в этом.
— Да, настало время поговорить, — услышала она свой голос, на редкость спокойный и так несхожий с ее состоянием.
Джэард взял ее под руку и повел к каменной скамейке, пестрящей солнечными бликами, расположенной под пышным деревом магнолии. Он долго молчал. Ветер обдувал их, разметая опавшую листву, раскачивая развесистую крону у них над головами. Наконец он повернулся к ней:
— Во-первых, Жасмина, я должен был попросить твоего прощения еще несколько дней тому назад. Эти дни… я… был очень занят и вел я себя как последний негодяй.
— Могу предположить. Ты до сих пор сердишься, что я сорвала дуэль?
Он отрицательно покачал головой.
— Я думаю, что больше всего я злился на самого себя — за то, что не сумел довести дело до конца. Да, ты вмешалась, дорогая, но в глубине души я знал, что ты так поступила, потому что любишь меня. И с моей стороны было ужасной ошибкой возлагать обиду за свою неудачу на тебя. Дело в глупой мужской гордости, — закончил он с виноватой улыбкой.
— Понимаю, — прошептала она.
Он с благодарностью пожат ей руку.
— Я рад.
Указывая на могилу Флоренс, Жасмина спросила:
— Джэард, а кто была эта Флоренс ла Фьюм, я имею в виду… Я знаю, что мой отец знал ее. Я даже встречалась с ней один раз. Это было во время чтения завещания моего отца. Мне также известно, что позже она погибла во время пьяной драки. Что вас связывает? Почему ты положил ей цветы сегодня?
Джэард повернулся к Жасмине, его глаза были влажными от слез.
— Потому, что она моя кузина.
— Кто?! — вскрикнула Жасмина, и сердце ее сжалось при этих его словах.
Желваки вздулись на скулах у Джэарда, когда охрипшим голосом он произнес:
— Флоренс ла Фьюм в действительности — Флоренс Хэмптон, дочь тетушки Чэрити.
У Жасмины от удивления приоткрылся рот, она выпустила руку Джэарда из своей.
— Боже милостивый, Джэард! Этому невозможно поверить! Ты должен объяснить!
Он кивнул, слегка прикрыв глаза, чтобы не выдавать своей боли.
— Боюсь, что это длинная и печальная история.
— Пожалуйста, я должна услышать ее!
— Ну что ж, хорошо, дорогая. — Он немного помолчал, чтобы собраться с мыслями, затем заговорил, устремив взгляд в пространство.
— Ты знаешь, в моей кузине Флоренс чувствовалась какая-то странность. Это было заметно, когда мы с ней еще были детьми. Флоренс всегда тянуло к мужчинам, она заигрывала с ними везде. Я думаю, что девочка поступала так из-за недостатка любви к ней родителей, ведь мой дядя просто не замечал ее с самого дня рождения. Дело в том, что дядя Генри хотел иметь сына, а Флоренс была их единственной дочерью. Хотя он совершенно не обращал на Флоренс внимания, ее вызывающее поведение выводило его из себя. Я помню один случай: когда Флоренс было всего одиннадцать, она уселась на колени к одному из мужчин и стала тянуть его за усы, дело было в многолюдной компании. После того как гости разъехались, мой дядя ударил ее, да так сильно, что она почти потеряла сознание, и назвал ее «сучкой». — С горьким смешком Джэард закончил: — Не удивительно, что она стала ею!
— Какой ужас! — воскликнула Жасмина, ощутив искреннее сочувствие по отношению к кузине Джэарда.
— Дядя Генри был хладнокровная сволочь. Они с моим отцом — одного поля ягода. Позже мне пришлось жить с ним и тетушкой Чэрити.
— Подожди минуту! — прервала в волнении Жасмина. — После того как ты лишился своих родителей, ты жил у дяди и тети?
Он кивнул.
— Прежде чем ты продолжишь, ты должен мне рассказать, отчего умерли твои родители.
Джэард с мукой в глазах посмотрел на Жасмину:
— Дорогая, прошу тебя, пожалуйста. Тебе не надо этого слушать. Обстоятельства их кончины ужасны и…
— Джэард, я должна знать, — ответила она, сжимая его руку.
Он тяжело вздохнул и провел рукой по волосам Жасмины, растрепавшимся от ветра.
— Ну хорошо. Так же, как и дядя, мой отец ни во что не ставил свою жену — мою мать. В довершение к этому он был безумно ревнив. Он обвинял мою мать в том, что она изменяет ему. Мне доводилось слышать его упреки по ночам, это было ужасно: крики, взаимные оскорбления и обвинения. Все, чего желала моя мать, так это быть хорошей супругой. Однако жестокость моего отца привела к тому, что она потянулась к молодому клерку за дружеским участием. И неминуемое случилось, как будто было подстроено отцом. — Подбородок у Джэарда напрягся, его голос срывался, с болью он докончил: — Отец застал мою мать в постели с клерком, и он… застрелил их обоих, а затем и себя.
— Боже мой, Джэард! — вырвалось у Жасмины. — Какой ужас! Не удивительно, что ты не хотел мне всего этого рассказывать! Сколько же тебе было, когда это случилось?
— Около четырнадцати, — ответил он.
Сердце ее заныло от боли.
— Это случилось на Видалии, не правда ли? В доме на плантации?
