Элизабет Хойт - Обольстить грешника
— Этот терьер должен иметь собственное место, — сказал Вейл.
— Оно у него есть, — возразила Мелисанда. — Только он на нем не спит.
Вейл недовольно посмотрел на Мауса.
— Радуйся, что он больше не спит под одеялом, — заметила Мелисанда.
— Я и радуюсь. Надеюсь, никогда больше этот холодный нос не упрется в мою задницу. — Он недовольно посмотрел на нее. — И что это ты ухмыляешься, дорогая моя жена?
— Прошу прощения, но я не ухмыляюсь.
— О, в самом деле? — Он стал подкрадываться к ней — гибкое мускулистое целеустремленное существо мужского пола. — Тогда как ты объяснишь это выражение на твоем лице?
— Я восхищаюсь тем, что вижу, — сказала она.
— Правда? — Он шагнул к камзолу, небрежно сброшенному накануне. — Может быть, тебе хочется, чтобы я станцевал гавот?
Она подняла голову и увидела, что он что-то ищет в кармане своего камзола.
— Может быть, и не отказалась бы.
— В самом деле, ненасытная ты душа?
Она потянулась, и ее соски показались из-под одеяла.
— Но ты знаешь, как меня можно насытить.
— Как же? — спросил он, не отрывая от нее взгляда. — Я стараюсь и стараюсь, а тебе все мало. Ты можешь до смерти измучить человека.
Ее губы изогнулись в насмешливой улыбке, и она бросила многозначительный взгляд на его возбужденную плоть.
— Ты не выглядишь измученным.
— Ужасно, не правда ли? — продолжил он. — Ты только посмотришь на меня, как я тут же реагирую на твой взгляд.
Она протянула к нему руки:
— Иди же сюда, глупый ты человек.
Он усмехнулся и опустился на колени рядом с ней.
— Что это у тебя? — спросила она, заметив, что он прячет одну руку за спиной.
Он прилег, опершись на локоть, и его улыбка угасла.
— У меня для тебя что-то есть.
— Правда? — удивилась Мелисанда. После тех гранатовых серег он ей больше ничего не дарил.
Он вынул из-за спины руку и разжал ладонь. На ней лежала маленькая оловянная табакерка. Она была похожа на ту табакерку, в которой она хранила свои сокровища, только эта была новой.
Мелисанда вопросительно подняла брови и перевела на него взгляд.
— Открой ее, — тихо проговорил он.
Она взяла табакерку и удивилась, какой тяжелой оказалась эта маленькая вещица. Снова посмотрела на него. Он наблюдал за ней, и его бирюзовые глаза блестели.
Она открыла табакерку.
И ахнула. Снаружи табакерка была оловянной, без всякого орнамента, а внутри — золотой, украшенной драгоценными камнями: жемчугом и рубинами, сапфирами и аметистами — драгоценностями, названий которых она даже не знала. Они сверкали на фоне желтого металла всеми цветами радуги.
Она взглянула на Джаспера полными слез глазами:
— Зачем? Что это значит?
Он взял ее руку с табакеркой и прикоснулся к ней губами.
— Это ты.
Она смотрела на роскошную сверкающую коробочку.
— Что?
Не поднимая головы, он сказал:
— Когда я впервые увидел тебя, я был полным дураком. И долго таким оставался. Я видел только олово, за которым ты пряталась. Я был слишком тщеславен, слишком упрям, слишком глуп, чтобы приглядеться и увидеть твою красоту, моя милая жена.
Он поднял на нее свои прекрасные бирюзовые глаза, и она увидела в них нежность и обожание.
— Я хочу, чтобы ты поняла, какой я вижу тебя сейчас. Я наслаждаюсь чудом твоей красоты и никогда с тобой не расстанусь. Я люблю тебя всей моей исстрадавшейся душой.
Мелисанда еще раз взглянула на прелестную коробочку. Значит, вот какой она представлялась Джасперу. И это ее испугало: будет нелегко всю жизнь соответствовать его представлению о ней. Она осторожно закрыла крышку и отставила шкатулочку в сторону, сознавая, что это самый драгоценный, самый прекрасный подарок, какой он только мог ей сделать.
Она заключила своего мужа в объятия и сказала единственное, что могла сказать:
— Я тебя люблю. И поцеловала его.
Эпилог
Несмотря на приставленный к горлу нож, мешавший ему говорить, Джек храбро заявил:
— Я бы рассказал вам, сеньоры, кто добыл эти кольца, но, увы, вы все равно мне не поверите.
Король громко возмущался, и Джек повысил голос, чтобы перекричать разгневанного короля:
— Кроме того, не имеет значения, кто добыл эти кольца. Значение имеет только то, у кого они сейчас.
Король замолчал, и глаза всех присутствующих в зале устремились на принцессу Отраду. Она, казалось, была удивлена не меньше остальных, когда, запустив руку в маленький мешочек с драгоценностями, висевший на поясе ее юбки, достала из него медное и серебряное кольца. Она приложила их к золотому кольцу, которое уже держала в руке, и теперь все три кольца лежали вместе.
— Кольца у принцессы Отрады, — сказал Джек. — И мне кажется, это дает ей право самой выбирать себе мужа.
Ну, король мямлил, король увиливал, но, в конце концов, был вынужден признать, что Джек рассуждает разумно.
— Кого же ты выберешь себе в мужья, дочь моя? — спросил король. — Здесь собрались мужчины со всех сторон света. Богатые мужчины, храбрые мужчины, мужчины, настолько красивые, что при виде их женщины падают в обморок. Так скажи мне: кто из них будет твоим мужем?
— Никто, — улыбнулась принцесса Отрада, помогая Джеку встать на его короткие ножки. — Я выйду замуж за Джека, шута, и ни за кого другого, ибо, может быть, он, и дурак, но он умеет рассмешить меня, и я люблю его.
И перед изумленными взглядами всех придворных и своего отца-короля она наклонилась и поцеловала Джека-шута прямо в его длинный крючковатый нос.
И какая же странная вещь тут произошла! Джек начал расти, его руки и ноги удлинились и окрепли, а нос и подбородок приобрели нормальные размеры. Когда все кончилось, Джек снова стал самим собой, высоким и сильным, и поскольку на нем был удивительный костюм ночи и ветра, а в руках он держал самый острый на свете меч, то можете себе представить, каким прекрасным он выглядел.
Но бедной принцессе Отраде не понравился этот красивый незнакомец, возвышавшийся над ней. Она плакала и рыдала: «О, где мой Джек? О, где мой милый шут?» Джек опустился на колени перед принцессой и взял ее маленькие ручки в свои большие ладони. Он наклонился к ее голове и прошептал так тихо, что только она могла его слышать: «Я и есть твой милый шут, прекрасная принцесса. Я тот человек, который танцевал и пел, чтобы рассмешить тебя. Я люблю тебя и с радостью снова стану таким же уродливым и ужасным только ради одной твоей улыбки». И при этих словах принцесса улыбнулась и поцеловала его. Ибо хотя внешность Джека так изменилась, что она больше не узнавала его, его голос не изменился. Это был голос Джека-шута, человека, которого она полюбила.
