Елена Арсеньева - Последнее лето
«Свидание, что ли, назначила? – ухмыльнулся Грачевский. – Прямо сейчас, вечером? Ну нет, сначала мне нужно домой. Мне как можно скорей нужно домой! Потом, возможно… если не засну».
Ладно, письмо он прочтет, это ни к чему не обязывает.
Отклеил картиночку, раскрыл конверт, достал листочек, исписанный трогательным наклонным почерком.
Пробежал глазами…
Его качнуло.
Оглянулся на пожарного. Тот с умилением смотрел на высокого, статного мужчину с внешностью grand segnor’а былых времен, популярного актера, любимца дам, – любовался, сочувствовал, завидовал.
«Нет, он ничего не знает, он ни при чем…»
– Хорошие новости, Яков Климович?
– Очень приятные новости, спасибо, доброй ночи, голубчик.
– И вам доброй ночи, господин Грачевский.
Выйдя на улицу и свернув за угол, немедленно выудил из кармана спасительницу фляжку, глотнул раз и другой. Стеснившееся сердце как бы расслабилось – билось теперь без боли, без спазмов. И на душе чуть полегчало. Но иллюзия покоя миновала почти мгновенно – лишь только на языке истаял вкус коньяка, тревога снова стиснула голову и сердце.
Дурак, дурак… Почему ты думал, что это никогда не вернется? Но как странно, что и те и эти словили тебя на одном и том же, сжимают в одних и тех же клещах…
А что ж тут странного? Не странно это, а страшно…
И надо выполнять приказы. То одних, то других. Да как бы не перепутать, кому что от него нужно!
Впрочем, как у всякого актера, у него была отменная память – любую роль мог выучить в двадцать четыре часа! – а потому он прекрасно помнил все, что предписывалось в изящном, благоухающем сиренью письме: пройти до Благовещенской площади и сесть к тому извозчику, который будет предлагать развеяться.
Что ж тут путать? Путать нечего.
Уже стемнело, и от фонаря к фонарю брел фонарщик, волоча за собой бидон, наполненный керосином, чтобы осветить город на ночь. Грачевский слышал, что в столицах теперь сплошь электрическое освещение на главных улицах, но сюда новации еще не дошли, и керосиновые фонари мерно вспыхивали и гасли, вспыхивали и гасли…
Он прошел Большую Покровскую до конца и остановился, глядя на кремль. На бульваре под стеной горела газовая, тоже беспрестанно мигающая иллюминация и на выставленных по случаю оттепели, недавно выкрашенных лавочках уже примостились первые парочки.
– А вот прокатиться? Барин, прокатиться не желаете? – прокричал кто-то за спиной. – Недорого в любой конец.
Не оборачиваясь, Грачевский качнул головой.
– Развеяться, а, добрый господин? – вскоре спросил другой голос, показавшийся издевательским.
Грачевский обернулся.
Коляска как коляска, извозчик как извозчик. Вроде бы ничего особенного. На самом же деле не парень худощавый в картузе сидит на козлах, держа в руках вожжи, – черт сидит, сжимая в руках человеческую душу!
– Развеяться? – спросил Грачевский, пытаясь сохранить достоинство, но голос предательски дрогнул от жалости к себе. – Ну, поехали, коли так!
Сел в коляску, лошадка браво зарысила через площадь к Верхней набережной. Справа мелькнул серый, как мрачная дума, рукавишниковский дворец с толстыми, грудастыми бабами, которые с унылым, безнадежным выражением держали балкон второго этажа.
– Какого лешего вам от меня нужно? – угрюмо спросил Грачевский. – Куда везете? В охранку? Тогда зачем эти игры в стиле Александра Дюма, таинственные письма?.. Вы б еще шифром написали! А барышню, куколку в бантиках, кто изображал? Вы сами?
И тут же его потом обдало от страха. Зачем он их злит? Ведь он в их руках, в их власти, как человек, попавший в омут, – во власти омута.
Извозчик обернулся, голос его звучал беззлобно, без обиды:
– Хватает агентов женского полу для такой работы. – Всмотрелся в искаженное, мигом постаревшее лицо седока: – Вы не тревожьтесь, Яков Климович, мы не из жандармского отделения, а из сыскной полиции. Нам просто побеседовать с вами требуется. Но это немного погодя. А пока скажите, как поживает Арнольд?
– Прекрасно! – хмыкнул Грачевский, надевая перчатки. Не то чтобы руки замерзли, но надо же чем-то их занять, чтобы спрятать трусливую дрожь. – То есть вы верите, что кот существует на самом деле?
– Не верим, а знаем доподлинно, – кивнул извозчик. – А как же, у дворника уточнили.
Грачевского передернуло.
– Вот сволочь какая этот Гаврила, мне ни слова ведь не сказал, что обо мне спрашивали, – буркнул угрюмо. – Я ведь – вы, конечно, знаете – по молодости лет долгое время находился под негласным надзором полиции, так меня дворники очень любезно предупреждали о том, кто и о чем их расспрашивает. Не задаром, конечно. А этому я не платил, оплошал…
– Оплошали, это верно, – мягко согласился извозчик.
– Так что ж, теперь мое инкогнито для всех раскрыто?
– Не волнуйтесь, Яков Климович, никто ничего о вас не знает. У дворника справки навели очень деликатно – наш агент сказал, ищет-де пропавшего кота такого-то и такого, не видели ли его здесь. Дворник ответил, что кот, под описание подпадающий, имеется, да только принадлежит он актеру Грачевскому и не какую-нибудь неделю назад у него появился, а чин чинарем уже два года тут проживает.
– Ну, благодарствую за деликатность, – изо всех сил стараясь быть насмешливым, проговорил Грачевский.
– Не на чем, – отозвался извозчик, немного не доезжая до Татарской слободки и поворачивая с Верхней набережной на съезд. Под Откосом еще раз свернули – теперь на дорогу, ведущую к «Охотничьему трактиру», – и остановились. – Сейчас, Яков Климович, – сказал извозчик. – Минуточку.
Высоченные вязы и липы совсем по-осеннему стучали голыми ветвями, мрачно скрипели сучьями. Снизу, от реки, из трактира, доносилось что-то такое залихватское, цыганское, с взвизгиваниями и переборами.
Грачевский высунул из пролетки голову, вслушался. Да нет, это не цыганское, это настолько русское, что дальше некуда:
Легким взмахом поднимает
Он красавицу-княжну —
И за борт ее бросает
В набежавшую волну!
И – женский хор:
Ах, разбой, разбой, разбой!
Ах, какой разбой!
– Во голосят арфистки! – хохотнул извозчик. – Что и говорить – голосистые!
Учитывая, что «арфистки» из «Охотничьего трактира» и впрямь не слишком утруждали себя ношением одежды, Грачевский оценил тонкость каламбура и даже слегка улыбнулся.
Послушать голосистых, впрочем, вдоволь не удалось – не прошло и минуты, как подъехал еще один экипаж. Извозчик остался на козлах, а седок пересел к Грачевскому. Это был человек в хорошем пальто и форменной фуражке – сущий инженер по виду, если бы Грачевский не узнал в нем с одного взгляда очень известное в городе и весьма далекое от инженерии лицо: начальника сыскной полиции Смольникова.
