Анастасия Туманова - Душа так просится к тебе
К Анне тоже приходил немолодой внимательный следователь. Он застал хозяйку в слезах и «полной буре чувств», довольно мягко проговорил с ней полчаса, выяснил, что покойный был частым гостем в этом доме, поинтересовался, не велись ли здесь разговоры государственного толка, выслушал возмущенную отповедь графини Грешневой по поводу того, что стены сей гостиной никогда не слыхали бесед серьезнее обсуждения последней театральной премьеры, поклонился и отбыл, — ни на минуту, кажется, Анне не поверив.
До Пасхи она проходила словно в полусне, чему немало способствовал постоянный прием валерьянки. И сейчас, лежа на кровати и слушая пасхальный перезвон за окном, молодая женщина вяло думала о том, что теперь наконец-то свободна и, черт возьми, знать не знает, что ей делать с этой свободой и на какие деньги жить… о том, что коричневая папка, из-за которой погиб Анциферов, канула, скорее всего, в небытие и что вернуть ее Сандро нельзя… что Катя и ее мужчины рисковали напрасно… что жизнь ее, Анны, в который раз летит под откос и что даже травиться мышьяком ей отчаянно лень…
Скрипнула дверь, вбежала на цыпочках горничная. Разглядев на постели силуэт хозяйки, шепотом произнесла:
— Христос воскрес, Анна Николавна!
— Воистину воскрес, Даша… Ты уже из церкви, так рано?
— Рано? Да ведь утро уже, барыня! Сами-то взгляньте, благолепие какое!
Изумленная Анна подняла голову с подушки и убедилась в том, что луны в посветлевшем небе давно уже нет, а над крышами переулка плывут розовые, с жемчужным подбоем, рассветные облака.
— Как незаметно прошла ночь… Даша, ты можешь быть свободна. Сегодня ведь праздник, пойди куда-нибудь погулять, к родне. Я, вероятно, останусь на весь день дома.
— Вот благодарствую, барыня… — Горничная неожиданно замялась. — Да еще тут вот какая беспримерность явленная воплотилась, изволите видеть…
— Что случилось? — забеспокоилась Анна, зная, что выражаться высоким штилем ее Даша начинает лишь в минуты крайнего замешательства.
— Тут к вам посетитель просится… уж не знаю как и сказать…
— Говори как есть! — Анна вскочила. — И, пожалуйста, четко и ясно, без этих твоих вариаций!
— Да что ж вы так вскидываетесь, барыня! И когда это я себе варьяции дозволяла? Вот и говорю ясно: мальчонка к вам, незнакомый и куда какой замурзанный. Говорит — дело к самой графине, послан от сестрицы ее Катерины Николавны…
— Господи! Проси! Зови! Немедленно!
Дашу как ветром сдуло. Вместо нее вскоре появился босой подросток лет четырнадцати в надетом прямо на голое тело рваном сюртуке, который странно топорщился в районе груди, и в подвязанных веревкой штанах.
— Так что Христос воскрес, ваше сиятельство! — деловито объявил он, остановившись на пороге и с нескрываемым интересом рассматривая обстановку комнаты.
— Воистину воскрес… — Анна нетерпеливо подошла ближе, геройски стараясь не морщиться от ударившей в нос вони. — Ты от Кати? Что с ней?
— Фартовая просила вам передать, что они с Валетом оторвались с Москвы без послед-стви-ев. — Последнее слово мальчишка выговорил с удовольствием и явно гордясь собственной ученостью. — Двери можно прикрыть?
— Изволь…
Мальчишка аккуратно закрыл створки высоких дверей; мягко, как животное, ступая босыми ногами, подошел к столу, распахнул свой сюртук… И Анне сразу же стало ясно, отчего тот стоял колом: из-под замасленной полы на скатерть выскользнула знакомая папка коричневой кожи — слегка испачканная по нижнему краю чем-то темным.
— Что это? — машинально спросила Анна, потерев темные потеки пальцем.
— Известно что — кровянка! — хмыкнул мальчишка. — Да вы не извольте беспокоиться, фартовая цела, без дырочки-царапинки, — на то и фартовая… Ужасти, до чего бабе везет! Валета вот слегка зацепило, но и он на своих ногах с Москвы ушел. Велели вам кланяться и вот эту книжищу передать.
— Спасибо… — одними губами выговорила Анна, чувствуя, что бешено колотящееся сердце вот-вот выскочит из горла. — Постой, я заплачу тебе…
— Без надобности, фартовая заплатила. Здоровы будьте, ваше сиятельство. — И мальчишка, лениво развернувшись на черных пятках и зацепив плечом дверной косяк, вышел из комнаты.
Вбежавшая через минуту горничная увидела барыню плачущей навзрыд над какой-то толстенной книгой и тут же решила, что ни в какие гости она сегодня не пойдет, потому как всем известно, что господа обожают ныне безо всякой причины руки на себя накладывать…
Своим пасхальным отдыхом самоотверженная Даша пожертвовала напрасно: к вечеру Анна окончательно пришла в себя. Тщательно пересмотрев содержимое папки, она убедилась, что все бумаги целы и невредимы. Но вздыхать с облегчением было рано, поскольку папка находилась у Анциферова неделю. За это время он мог снять сколько угодно копий с этих документов или просто дать их прочесть нужным лицам. И тем не менее на губах Анны нет-нет да и появлялась счастливая улыбка.
Главное, самое главное то, что ее сумасшедшая сестренка со своим беглым каторжником уже далеко отсюда и в полной безопасности. Более того — никто, кажется, не знает, что ими совершено убийство Анциферова. Их даже не могут в этом заподозрить, поскольку никаких мотивов ни у Катерины, ни у Валета для того не имеется. «Слава богу, слава богу, слава богу…» — бесконечно, как молитву, шептала Анна. От этой волнами накатывающей на сердце радости какой-то пустяковой и никчемной стала мысль о собственной судьбе. Да, снова одна, снова без денег. И опять нужно ломать голову, как прожить, опять надо искать покровителя… Но это все житейская шелуха, а главное, самое главное — Катя жива и далеко отсюда. И — нет Анциферова! Второй раз в жизни Анна без всяких угрызений совести радовалась смерти человека. Первый был четыре года назад, когда все та же Катерина сожгла в запертом доме брата Сергея.
В сумерках, когда вся Москва пьяным-пьяна догуливала Пасху и с улицы доносились хмельные нестройные голоса, рев гармоник и бабьи взвизги, Анна сидела без огня и любовалась луной, которая снова всходила над крышами переулка золотой монетой, уже немного ущербной. Довольная Даша убирала со стола. Впервые за неделю ей удалось наконец как следует накормить барыню, и вся приготовленная «праздничная пишша» пошла впрок.
— Чаю изволите испить, барыня? У меня и куличи, и пироги, и пастила от Елисеева закуплена…
— Чуть позже… Даша, кажется, кто-то подъехал?
— Ваша правда. — Горничная, подбежав к окну, прислушалась. — Пойду открою. Принимать? Аль нет?
— Сначала доложи. — Анне не хотелось видеть никаких гостей.
