Ханна Хауэлл - Если он опасен
— В полной мере. Я действительно оставил мисс Сандан в неведении, и настала пора положить конец неопределенности. Как я уже сказал, хотел всего лишь навести порядок в собственной жизни и предстать перед невестой во всеоружии. Надеюсь, удастся объяснить ей, насколько это важно — во всяком случае, для меня.
— Не сомневаюсь в успехе. — Герцог улыбнулся. — Только один совет: несколько ласковых слов значительно облегчат процесс. У Лорелей острый ум и доброе сердце. Вряд ли в будущем ей понадобятся постоянные комплименты и заверения в любви. Но сейчас, после долгой молчаливой разлуки, она сомневается в себе и совсем не уверена в вас. Прежде моя дочь мало интересовалась мужчинами. Да, она вежливо беседовала, танцевала и, насколько могу судить, даже иногда целовалась, но ни разу не увлеклась по-настоящему. А интерес к вашей персоне я ощутил сразу, при первом же упоминании имени. Возможно, сочтете меня наивным романтикой, но в глазах девочки зажегся особый свет. В подобных случаях дело отца — отступить и позволить событиям развиваться естественным образом. Только не подумайте, что я ничего не заметил. Просто решил не вмешиваться. И Макс тоже предпочел сохранять нейтралитет. Вот так и получилось, что теперь вам придется иметь дело не просто с обиженной долгим невниманием молодой леди, но с девушкой, которая впервые почувствовала свою женскую привлекательность и силу, а потом испытала серьезное разочарование. Так что, — лорд Санданмор неопределенно взмахнул рукой, — отправляйтесь заглаживать вину и исправлять ошибки.
— Разбит, подавлен и унижен, — признался сэр Уэрлок и встал. — Позволите оставить здесь бумаги?
— Разумеется. Кстати, два слова о свадьбе. Какой вы видите церемонию — пышной или скромной? Иными словами, готовы ли к долгой тщательной подготовке или хотите обвенчаться как можно скорее?
— Уверен, что поймете мои чувства, если скажу, что мечтаю получить Лорелей немедленно, потому что не видел ее целый месяц. Но в то же время безропотно уступлю желанию невесты.
Как только Аргус ушел, герцог вызвал дворецкого. Макс появился мгновение спустя, будто все это время ждал за дверью.
— Итак, он вернулся. — Лорд Санданмор удовлетворенно похлопал ладонью по лежавшим на столе бумагам. — Представил доказательства своей финансовой состоятельности и даже сообщил, что купил неподалеку дом; кстати, тот самый, где его держали в плену. Дело за малым: удастся ли парню убедить Лорелей.
— Было бы нелишне заставить самоуверенного героя немного пострадать. Два-три письма за месяц — труд посильный.
— Ты едва ли не единственный из мужчин, кто любит писать письма. И все же согласен: капля смиренного раскаяния ему совсем не помешает. Он мог бы попрощаться перед отъездом, рассказать о планах, и тогда разлука не казалась бы ей столь безысходной. Полагаю, однако, что очень скоро нас ждет свадьба.
— О! Что заставляет вас так думать?
— Случайно услышал разговор Дариуса и Олуэна, когда мальчики направлялись в восточное крыло, чтобы залезть на чердак. Есть серьезные основания радоваться возвращению того, кого ты только что назвал самоуверенным героем.
— Прошу прощения, ваша светлость?
— Сыновья сэра Уэрлока уверены, что примерно через восемь месяцев моя дочь, которая все еще не замужем, подарит ему сразу двух малышей — правда, насчет того, будут ли это братики или сестрички, они пока не знают.
Дворецкий без сил опустился в кресло, а герцог весело рассмеялся, наполнил бокал и протянул другу.
— Не волнуйся, Макс. Наша Лолли справится. А самое главное, девочка будет счастлива. Этот молодой упрямец любит ее всей душой.
— Слышал его признание. Жаль только, что он так поздно разобрался в собственных чувствах.
— Хорошо, что все-таки разобрался. А это означает, что в жизни моей дочки наконец-то наступит гармония.
Лорд Сандан поднял бокал в молчаливом тосте и выпил за будущее детей и внуков.
Глава 20
— Больше я не буду плакать, — сердито произнесла Лорелей и сквозь густую листву посмотрела в небо.
Давать обещание было глупо. Она прекрасно знала, что сегодня же нарушит слово. Если днем, на людях, как-то удавалось держать себя в руках, то ночью, в тишине спальни, одиночество терзало ее с безжалостной безысходностью. А сегодня будет особенно тяжело: напрасные сожаления, вопросы без ответов окончательно украдут сон. Сожаления о потере единственного в мире человека, в котором она нуждалась как в воздухе, и вопросы о том, почему же все-таки не удалось удержать и его самого, и его любовь. Долгие мучительные размышления неизменно заканчивались ощущением краха, конца жизни, и в этот момент подступали неудержимые, бессильные слезы. Ну почему, почему она постоянно плачет? В душе медленно, но упорно нарастал гнев.
Неожиданно возникла спасительная мысль: а что, если попробовать рассердиться по-настоящему? Справиться с гневом намного легче, чем с сожалением, раскаянием и жалостью к себе. Гнев не заставит окружающих смотреть с сочувствием, пытаться утешить и подбодрить. К рассерженному человеку люди боятся подойти, а пережить горе в одиночестве, наверное, будет проще.
Лорелей попыталась убедить себя, что Аргус просто действовал по-мужски: ленился писать письма и не задумывался о том, сколько времени прошло со дня отъезда. Прием снова не сработал, как не работал уже две недели. Правда, Олимпии иногда удавалось ее успокоить и заверить, что брат непременно вернется, но как только леди Уэрлок уходила или хотя бы прекращала душеспасительные разговоры, переживания наваливались с новой силой.
— Как же я устала сомневаться! — негромко пробормотала Лорелей.
Теперь ей приходилось думать и о будущем ребенке. О детях, поправила она себя и едва не застонала. Появление близнецов особого удивления не вызвало: среди братьев и сестер их было несколько пар, так что предрасположенность, очевидно, передалась от отца. Но вот к материнству она была совсем не готова — а особенно к материнству одинокому.
Она раз и навсегда потеряет свое доброе имя, и Вейл наконец-то сможет с полным основанием сказать, что ее репутация безвозвратно испорчена. Остаток дней пройдет в печальном положении падшей дочери герцога: в полном уединении и столь же полной зависимости от отцовской жалости и щедрости. О том, какие унижения и страдания ожидают внебрачных детей, не хотелось даже думать. Благородный и великодушный герцог, конечно, признает малышей своими внуками, но аристократическое родство не спасет от презрения и недобрых пересудов, которые будут сопровождать близнецов всю жизнь.
