Вирджиния Хенли - Дурная слава
– Ее отправили в Уэльс. Она подмешала болотную мяту в эль для Джори, чтобы у Джори случился выкидыш. К счастью, графиня не стала пить.
– Леди Марджори не говорила мне, в чем причина вашей ссоры. Сказала только, что это личное.
– Джори думает, что это сделал я, потому что не хотел второго ребенка.
– Да, она права. Это действительно личное. Надеюсь, отец, ты справишься. – Рикард помолчал, потом добавил: – Только поосторожнее. Иногда ты бываешь суров.
– Забери-ка Цезаря. Я так нервничал из-за Джори и теперь хочу сам проследить, чтобы с ней все было хорошо. – Он снял седельные сумки и решительно направился к замку.
Встретив дворецкого, граф поздоровался и пошел к лестнице.
– Я доложу о вас, лорд Уорик.
– Я сам о себе доложу.
– Прошу прощения, милорд. Уиндраш принадлежит леди Уорик… Думаю, будет лучше, если я все-таки доложу, – справившись с робостью, возразил дворецкий.
– Значит, недостаточно суров, – с иронией пробормотал граф.
Дворецкий бросился наверх и постучал в дверь леди Уорик. Дверь открыла Кэтрин Мортимер и первой узнала поразительную новость.
– Подожди здесь, – прошептала она дворецкому.
Джори уже двенадцать часов мучилась периодическими болями в пояснице и теперь сидела в постели среди подушек и маленькими глотками потягивала отвар из ячменя и фенхеля, который сварила для нее Мэгги.
– Он не только облегчит боль, но и молока будет больше. К утру ребеночек и появится, – предсказывала повитуха.
Кэтрин подошла к кровати.
– Здесь лорд Уорик.
У Джори расширились глаза.
– Я не хочу его видеть!
– Я скажу дворецкому, миледи, – пробормотана Кэтрин.
– Нет! Уорик не станет слушать дворецкого. Иди сама и скажи ему, что я не хочу его видеть.
– Я, миледи? – в отчаянии прошептала Кэтрин.
– Ты оставайся здесь с леди Марджори, а я пойду и скажу графу, – храбро заявила Мэгги, открыла дверь и скомандовала дворецкому: – Леди Марджори не примет лорда Уорика. Пошли, мы вместе ему скажем. У меня не хватит смелости одной с ним разговаривать.
Граф ждал у подножия лестницы.
– Леди Марджори приказала подготовить вам комнату, лорд Уорик.
Мэгги, которая не решилась лгать графу, перебила дворецкого:
– Ничего такого она не говорила, милорд.
– А что же она сказала? – бесстрастным голосом спросил Гай.
Мэгги сглотнула и вскинула подбородок.
– «Я не хочу его видеть!» – вот что она сказала, милорд. Точные ее слова.
– Она здорова? – с тревогой спросил граф.
– Как положено в ее состоянии. Роды еще не начались, но признаки уже есть, – загадочно отвечала Мэгги.
Гай с усилием подавил охватившую его панику.
– Я займу покои, которые вы приготовите, – сообщил он дворецкому.
Слуга отвел графа в небольшую комнату на втором этаже рядом с покоями, занятыми Рикардом и Роджером.
– Я принесу вам воду и полотенца, милорд.
– Ты можешь достать кусок пергамента и гусиное перо? Мне надо написать записку жене.
– Я могу оторвать страничку из тетрадки с овечьими бирками.
– Подойдет. Поспеши, пожалуйста.
Гаю казалось, что слуга исчез на целый час, хотя тот вернулся всего через несколько минут. Гай схватил листок с куском древесного угля и попытался уложиться в минимум слов. Свернув листок, он отдал его слуге:
– Милейший, отнеси это моей жене.
Через десять минут записку уже разворачивала Джори, которой передала ее Кэтрин. Джори прочла слова мужа, и у нее перехватило горло.
«Роберт Брюс жив и здоров. Он – законный король. Мне надо было сразу сказать это, чтобы облегчить тебе душу».
Глаза Джори наполнились слезами. Она тихонько заплакала.
Кэтрин была потрясена.
– Что случилось, миледи? Что-нибудь плохое?
– Плохого – ничего… Мне… мне кажется, что… мой муж любит меня.
Этот приступ рыданий послужил у Джори началом родов. Внезапно все ее тело скрутило болезненной судорогой. Боль была просто невыносима. Джори схватилась за отвердевший живот и держалась за него, пока схватка не отпустила ее.
– Прости, Мэгги. Я больше не буду кричать, – пообещала она.
– Не надо давать обещаний, миледи, которых вы не сможете сдержать. Пойду за Мэри. Не бойтесь. Сейчас ничего еще не происходит.
– Благодарю, Мэгги. Я знаю, что первые роды бывают долгими и очень болезненными.
Мэгги вышла, а через минуту в комнату влетел Уорик. Кэтрин отступила к кровати в тщетной попытке защитить Джори от ворвавшейся к ним могучей мужской стихии.
– Все в порядке, Кэтрин. – Джори подняла глаза на смуглое лицо мужа и успела отметить страх в его глазах прежде, чем он успел его скрыть. – Боль прошла, Гай. Больше я не буду кричать.
Он накрыл руку жены, стараясь ее успокоить.
– Кричи сколько хочешь, Джори, если крик поможет тебе все это выдержать. Пусть хоть камни трясутся. Кэтрин, принесите ей ночную рубашку. Ей надо снять все эти одеяния.
Счастливая от того, что может оказать хоть какую-то услугу, Кэтрин нашла белую полотняную рубашку и принесла ее графине.
Гай расстегнул платье Джори и помог его снять, потом стянул через голову нижнюю сорочку и, прежде чем надеть на нее свежую рубашку, застыл, как зачарованный, глядя на тело жены. Нежная, сливочного цвета кожа была туго натянута на ее округлившемся животе, груди выглядели пышными и потяжелевшими. Его поразило то, что происшедшие в ней изменения лишь подчеркнули красоту Джори. Его охватило всепоглощающее желание защитить ее, а мысль, что он не сможет унять ее боль, привела в отчаяние.
Вернулась Мэгги и привела с собой Мэри. Обе женщины сочли, что присутствие графа может пойти на пользу. Ведь он – знаменитый граф Уорик, чья власть, в их глазах, лишь немного уступала божественной. Если хозяйка передумала и больше не хочет прогонять его от своей постели, они не станут спорить.
Женщины принесли пять больших простыней, свернули их вчетверо, так что получилось двадцать слоев. Гай поднял жену на руки, а повитухи разостлали простыни на кровати. Граф прижал Джори к сердцу и поцеловал в висок. Она была такой легкой, что Гай забеспокоился, сможет ли она перенести подобное испытание.
Он отвел Мэри в сторону.
– Она такая маленькая, – прошептал он.
– Маленькая – это хорошо, лорд Уорик. Крупные, толстые женщины очень тяжело рожают.
Мэри отослала Мэгги и Кэтрин отдохнуть, потому что они могут потребоваться ночью. Когда женщины ушли, повитуха уселась у огня, вынула крючок, клубок овечьей шерсти и начала вязать одеяльце для младенца.
«О Господи! Если эта женщина думает успеть связать одеяльце, значит, сегодняшний день будет самым длинным в нашей жизни».
Гай присел на кровать.
