Патриция Грассо - Обольщение ангела
Роберта схватила деревянную лопатку и сняла с противня последние лепешки. Осторожно, боясь уронить, она положила их на доску и прикрыла льняным полотенцем, чтобы они оставались теплыми и мягкими до прихода мужа.
Куда отправился Гордон? Наверное, просто повидать Гэвина и узнать, как он себя чувствует, решила она.
He успела она отойти от очага, как позади нее со скрипом открылась дверь. Обернувшись, она застыла в изумлении: вслед за мужем в домик вошли его сыновья. Смучес первым пришел в себя. С радостным лаем щенок бросился к мальчикам и начал прыгать вокруг них.
— Смотри, кто со мной пришел, — как ни в чем не бывало проговорил Гордон, ставя на стол кувшин молока.
Улыбнувшись, Роберта сделала шаг навстречу мальчикам.
— Вот и замечательно. Садитесь за стол и помогите нам управиться с этими лепешками, — пригласила она.
— Я один могу съесть их целую гору, — сказал Дункан, опуская на пол свой мешок с вещами.
— И я тоже, — подхватил Гэвин, стараясь ни в чем не отставать от брата.
— Так вы готовы? — спросил Гордон. А когда они кивнули, он повернулся к Роберте и широким жестом показал на открытую дверь: — Мы дарим тебе солнечный свет…
— Вот эти цветы, — сказал Дункан, протягивая ей свежесобранный букет из лютиков и ромашек.
— И наши приветливые улыбки, — добавил Гэвин.
Роберта весело засмеялась.
— Благодарю вас, милорды. Не могу сказать, что из этих трех вещей для меня дороже. — Она налила воды в кувшин и поставила туда цветы. — Тащите табуретки, — приказала она. — А кто хочет «молока старой Мойры»?
— Я, — отозвался Дункан.
— И я тоже, — сказал Гэвин.
— И, конечно, я, — добавил Гордон.
Роберта выложила на стол лепешки и разлила по кружкам молоко. Гордон сел на один стул, она на другой, а ребята уселись на табуретки. У нее было такое ощущение, что здесь, в горах, они все — одна семья. Теплое чувство сопричастности и родства охватило ее.
— Эти лепешки не хуже, чем у бабушки Бидди, — сказал Дункан.
— Даже лучше, чем у нее, — поправил брата Гэвин.
— Ты неисправимый льстец, — сказала Роберта малышу.
— А что это такое? — спросил тот.
— Это такой любезный человек, который всегда говорит дамам то, что они желают услышать, — пояснила она.
— Так, значит, он лжет? — спросил Дункан.
— Ну, иногда говорить правду не очень любезно, — возразила Роберта.
Ребята вопросительно посмотрели на отца. Гордон пожал плечами и кивнул, показывая, что, в общем-то, он с этим согласен.
— А мы останемся с вами на все лето? — поинтересовался Гэвин.
Тут уже Роберта бросила на мужа вопросительный взгляд.
— А как же Кора?
— Фергус хочет, чтобы она вернулась в Инверэри, — уклончиво сказал тот. — Наверное, соскучился по ней и малышу.
— А вы что, не хотите, чтобы мы жили у вас? — спросил Гэвин.
— Господи боже, ну конечно, хочу, — ответила Роберта. — Представляю, сколько проказ мы вчетвером тут устроим.
Гордон указал на Смучеса и поправил:
— Ты хотела сказать — впятером.
— Ты прав, — с улыбкой сказала Роберта. — Конечно же, впятером.
После завтрака Гордон с Дунканом отправились рыбачить, а Гэвин предпочел остаться дома. Роберта вышла вместе с ним из домика и уселась под раскидистой березой, в то время как Смучес принялся шнырять по ближайшим кустам.
— Скажите, а когда можно говорить неправду? — спросил вдруг Гэвин, глядя на нее пронзительными серыми глазами, так похожими на отцовские.
— Лучше бы, конечно, всегда говорить только правду, — пряча улыбку, сказала Роберта. — Однако бывают разные случаи. Плохая ложь всегда во зло, а добрая ложь иногда помогает не огорчить или не рассердить любимого человека. Поэтому плохая ложь причиняет боль, а добрая ложь предотвращает ее.
— Я понял, о чем вы, — сказал Гэвин. — Если дедушка спросит, выучил ли я уроки, я должен ответить «да», даже если не выучил. Ведь дедушка старый, и мы не должны его огорчать.
— Пожалуй. — Роберта нагнулась и сорвала цветок одуванчика. — Закрой глаза. Я хочу посмотреть, любишь ли ты масло.
— А как вы это сделаете? — спросил малыш.
— Если я приложу этот цветок к твоему подбородку и на нем отразится желтое, значит, ты любишь масло, — сказала Роберта.
Гэвин тут же закрыл глаза и приподнял подбородок.
— О, я вижу ты просто обожаешь свежее масло, — засмеялась она.
Гзвин хихикнул.
— А дайте-ка я попробую.
Роберта протянула ему одуванчик, закрыла глаза и тоже приподняла подбородок. Его голос прозвучал очень близко от нее, когда малыш произнес:
— Вы тоже любите масло.
Она открыла глаза и увидела, как он расплылся той же неотразимой улыбкой, какой отличался его отец. Потом неожиданно взял ее за левую руку и поцеловал родинку.
— Я люблю вас, леди Роб, — пробормотал он при этом. Слезы навернулись у нее на глаза, и она смахнула их кончиками пальцев.
— Я тоже люблю тебя.
— Тогда почему у вас слезы на глазах?
— Это от радости, милый, — ответила она. — Женщины плачут, и когда они счастливы.
Гэвин бросился в ее объятия, и она крепко прижала мальчика к себе. Как бы она хотела, чтобы и его отец сказал ей эти же самые слова. Боже правый, ведь случилось то, чего она боялась больше всего, с чем боролась много месяцев. Она влюбилась в Гордона Кэмпбела.
В ту ночь Роберта узнала, что значит быть замужем и с детьми. Ребятишкам Гордон постелил на полу, и она накрыла их одеялом. Смучес тут же залез туда и устроился между ними на ночь.
Потушив свет, Роберта разделась и забралась в постель, уютно устроившись рядом с мужем. Лежа в его объятиях, она чувствовала себя спокойно и удобно, а когда Гордон потянулся к ней и накрыл ей рот сладким поцелуем, обвила его шею руками и еще теснее прижалась к нему.
— Леди Роб, — раздалось вдруг в темноте.
— Что тебе, Гэвин?
— А мы и завтра утром будем есть лепешки?
— Если хочешь.
— Я хочу.
— И я тоже, — подхватил Дункан.
— Ну что ж, ладно, — сказала она. — Но учтите, если я не высплюсь, то буду слишком усталая, чтобы готовить для вас.
На некоторое время воцарилась тишина.
Немного выждав, Гордон снова придвинулся ближе и бесшумно поцеловал ее. Роберта скользнула языком ему в рот, и поцелуй стал испепеляюще страстным. Пальцы Гордона прошлись по ее обнаженным ногам, и у нее перехватило дыхание, когда он стал гладить ее между бедер.
Стараясь не шуметь, Гордон накрыл ее тело, и Роберта впустила его внутрь себя. Но кровать предательски заскрипела, когда они начали двигаться в такт, охваченные нарастающей волной сладострастия.
— Что вы делаете? — громко спросил Гэвин в темноте.
