Ольга Тартынская - Воспитанница любви
И уже возле двери Будкевич дополнил:
– Зайди ко мне в кабинет, мы обсудим дальнейшую стратегию.
Как только за ним закрылась дверь, Серж, не беря во внимание присутствие гувернантки и детей, проговорил сквозь зубы:
– И что все это значит, милая? Ты решила от меня избавиться, чтобы не искать триста рублей? Из-за этой малости?
Генеральша сверкнула глазами в сторону гувернантки:
– Мадемуазель, уведите детей в их комнаты.
Вера весело скомандовала:
– Дети, марш наверх! А мне позвольте остаться, я еще не покончила с десертом.
Зинаида Семеновна, видно, собиралась разразиться гневной тирадой, но передумала. Когда дети умчались наверх, она обратилась к Сержу, покусывая губы:
– Я сделала это ради нас, ради твоего блага! Поверь мне, Серж, иначе было нельзя. Подчинись, так надобно.
Наглый юнец вспылил:
– Загоняете меня в глушь, куда ворон костей не заносил, а я должен покориться? Это ваша благодарность?
– Благодарность?! – Генеральша возвысилась над столом подобно гневной Немезиде. – Выходит, я еще благодарить тебя должна?
Серж решился переменить тактику. Он надулся и жалобно заныл:
– Ну что ж, изгоняйте меня, пусть я сгину в ссылке и ранее положенного сойду в гроб… Никто не уронит слезу над моей могилой. Да и кому есть дело до сироты?
Вера поняла, что пора вмешаться.
– Однако странные речи вы говорите, сударь. Вас назначают управляющим, дают возможность помочь себе и всей семье. Вы будете хозяином положения: и деньги и души на вашем попечении. Это ли не благородное поприще для молодого мужчины?
Слушая девушку, Серж уже иначе взглянул на нее и свое положение. Он даже несколько задумался, что ему было вовсе несвойственно. Зинаида Семеновна переживала боренье. Вера подметила это и решила укрепить завоевания:
– А будущим летом семья сможет уже выехать в имение на весь сезон. Вообразите, каким героем предстанете вы перед генералом и Зинаидой Семеновной!
Генеральша внимательно слушала Веру. По лицам любовников можно было с легкостью проследить ход их мыслей: от отчаяния к надежде на новые встречи и будущие радости. Теперь Серж уже не выглядел побитым и уничтоженным. Он определенно взвешивал все выгоды своего нового положения. Гувернантка могла со спокойной душой оставить их наедине.
Сборы были недолгие, и к вечеру следующего дня Серж отбыл в Пензенскую губернию с небольшим багажом и наказом подробно извещать генерала о каждом шаге. А за ужином Вера с тайным удовлетворением отметила, как выпрямилась спина Константина Яковлевича и появилась осанка уважающего себя человека. Он стал чаще поглядывать на жену и особенно тепло улыбался Вере. После сдержанного прощания с любовником в присутствии чад и домочадцев Зинаида Семеновна пребывала в печали.
Еще не выветрился запах одеколона Сержа, отправившегося в путешествие, как генеральша перехватила Веру в гостиной и прошипела на ухо:
– Пожалуйте вексель, мадемуазель!
Девушка с легкостью вернула заемное письмо, которое хозяйка тотчас сожгла на свече. Теперь в семье воцарился видимый покой. Даже дети осмелели и за ужином много раз обращались с вопросами к генералу. Константин Яковлевич предложил съездить в Павловск по железной дороге, послушать музыку в вокзале и побродить по паркам.
– Что вы скажете на это, душенька? – обратился он к жене.
Генеральша уныло ответила:
– Отчего же не поехать, коли вам хочется?
– Ну, так и порешили, – бодро ответил генерал, вставая из-за стола.
Дети в сопровождении гувернантки отправлялись читать перед сном Фенимора Купера, а Зинаида Семеновна задержалась в столовой, давая распоряжение прислуге. Вера с сочувствием заметила, что молодая женщина казалась по-прежнему печальной и несколько растерянной. «Полно, – сказала себе юная гувернантка, – она скоро утешится, иначе быть не может».
Вера уже гасила свечи в детской и поправляла одеялко у маленького Коли, когда прислуга передала ей приглашение генерала явиться в его кабинет. «Вот оно! Теперь, верно, все разъяснится». Она перекрестила и поцеловала детей на сон грядущий и поспешила в хозяйскую половину. Подойдя к двери кабинета, Вера на миг замерла, собираясь с силами. Что ожидало ее за этой дверью? Возможно, уже завтра она вновь окажется за порогом приютившего ее дома, в одиночестве и неизвестности. Глубоко вздохнув, девушка вошла в кабинет, освещенный одной свечой и пламенем камина. Генерал, вооружившись каминными щипцами, поправлял угли.
– Вы меня звали? – замирая, подала голос Вера.
Константин Яковлевич выпрямился и поправил сюртук.
– Прошу вас сюда, в кресла.
Вера присела на краешек вольтеровского кресла и робко взглянула на генерала. Он казался смущенным, что было странно при его мужественном усатом лице и седых висках. Генерал сел к камину и взялся раскуривать сигару, чтобы скрыть смущение. Наконец он заговорил:
– Верно, я вам обязан избавлением от дорогого родственника? Я не ошибаюсь, именно вы повлияли на решение моей жены?
Вера не знала, что отвечать. Она вовсе не намеревалась выдавать генеральшу.
– Вы слишком лестного мнения о моих возможностях, сударь, – пробормотала наконец растерявшаяся девушка.
– Ну полно. Не желаете говорить, воля ваша. Только я знаю жену и этого прохвоста, потому хочу выразить вам искреннюю признательность.
Он помолчал, затягиваясь дымом, глаза его подозрительно блестели. Вера с тревогой ждала продолжения. В том, что оно последует, она не сомневалась.
– Еще я должен поблагодарить вас за детей. С вами они ожили, перестали плакать о Маше. Я весьма доволен вашим появлением в моем доме…
– Благодарю вас, сударь, – пролепетала гувернантка, чувствуя, что и этим беседа не исчерпывается.
Так и вышло. Генерал переставил на столе безделушки и письменные принадлежности, готовясь к следующему вопросу.
– Кто ваши родители?
Вера вздрогнула. Она вспомнила придуманную историю, по которой она приходилась племянницей Агафье Васильевне.
– Я их не знаю, сударь. Я была вовсе мала, когда их лишилась.
– Однако у вас есть опекуны, родственники? – настаивал генерал. – Что они рассказывали вам о родителях? Кто они были?
Вера силилась что-нибудь придумать, но поневоле сказала правду:
– Я воспитывалась у добрых людей, меня многому научили. Я знаю, что у меня есть опекун. Но никогда его не видела, поэтому о родителях мне некому было рассказывать.
– Однако здесь у вас есть тетка? Родная?
Вера опустила глаза под пристальным взглядом Будкевича.
– Весьма дальняя родственница, – с трудом солгала она.
– Она ничего не знает о ваших родителях? – удивился Константин Яковлевич.
