Розмари Роджерс - Ночная бабочка
— Мне плевать! Скажите мне, он мертв или…
Слегка смягчившись, Годфри отрицательно покачал головой:
— Он жив. А теперь идите, пока вас никто не заметил.
Хоть какое-то утешение. После этих слов Кайла позволила Эсме довести ее до кареты, и лишь когда они оказались дома и Тэнси помогла ей снять промокшую одежду, подумала о Рауле.
Она обернулась и встретила пристальный взгляд Эсме.
— Рауль убит, petite cousine. Власти говорят, что они арестуют твоего красивого герцога за убийство. Разразился грандиозный скандал, как мне сказал папа, и сейчас весь Новый Орлеан только об этом и говорит.
— Арестуют Брета? Но ведь была дуэль…
— Дуэли запрещены после того, как Новый Орлеан стал американским. Говорят, что это нецивилизеванный способ выяснения отношений. Так что власти сейчас ищут Брета Бэннинга, чтобы задержать. Если его поймают, то повесят.
— Боже мой! — Кайла содрогнулась. Затем снова посмотрела на Эсме. — Он уехал?
— Да. Хотя он и ранен, но мудро решил покинуть Новый Орлеан. Вообще-то говоря, про это скоро забудут. Хотя американское правительство всерьез озабочено тем, чтобы прекратить дуэли, здесь за этим не очень следят. Честь слишком много значит для француза, а Новый Орлеан все еще остается французским, несмотря на американский флаг на площади.
Кайла ничего не ответила, лишь молча смотрела на пылающий в камине огонь. Эсме сказала с явным сочувствием:
— Я очень сожалею, petite cousine.
Кайла не знала, смеяться ей или плакать. Наверное, она выглядит сейчас довольно глупо: молча стоит с мокрыми, растрепанными волосами, даже не плачет, хотя ее жениха убил ее бывший любовник. Конечно, Эсме не знает, что Кайла любила другого человека. Но она никогда не любила Рауля и говорила ему об этом, а согласилась на брак с ним лишь потому, что решила: ей никогда не добиться желаемого.
Как ей сказать о том, что она была такой глупой? О, сейчас она снова одна. По-настоящему одна.
Глава 25
Стояла жара, хотя был лишь апрель. Кайла сидела в тени дерева и медленно обмахивалась веером. Надо бы встать и начать готовиться к балу у мадам Созерак, но ей так не хотелось идти. Она дала согласие лишь потому, что об этом просила Эсме, да и Каролина проявляла особую заботу о ней после того, что случилось.
Как ни странно, но Кайле казалось, будто со дня дуэли прошли годы, а не четыре месяца. Кайла редко думала об этом, и хотя все считали, что она пребывает в трауре по убитому жениху, Эсме знала истину. Это был их общий секрет, о котором они никогда не говорили.
Во всех газетах появились сообщения о том, что Рауль Ренардо украл документы на право владения серебряным рудником, принадлежащим Брету Бэннингу, и пытался продать их в Англии. Много было слухов и разговоров, касающихся отдельных подробностей, в частности о дяде Брета — Хавье Агилар и Портильо, который стоял за всем этим и хотел присвоить рудник, чтобы финансировать революцию в Мексике. Именно дон Хавье оплатил поездку Рауля в Англию, чтобы тот убедил доверенное лицо купить документы. Так что в этом деле оказались замешаны и принцы, и революционеры, и испанские власти. Но сейчас это уже не имело значения. Революция в Мексике закончилась, Испания сохранила контроль над страной, а дон Хавье вынужден был бежать из страны.
— Пора собираться, petite cousine, — сказала подошедшая Эсме звонким голосом, как это делала всегда, если хотела отвлечь Кайлу от грустных размышлений. — Надо постараться, если мы хотим быть самыми красивыми женщинами на сегодняшнем балу.
Кайла подняла глаза и улыбнулась:
— Я бы хотела остаться сегодня дома, Эсме. От этой жары у меня страшно разболелась голова. Ты простишь меня?
— Разумеется. Но не считаешь ли ты, что уже пора забыть все случившееся? — Эсме прикусила нижнюю губу, на лице у нее появилось выражение озабоченности. — Прошло почти пять месяцев. Ведь ты не можешь прятаться дома всю оставшуюся жизнь!
— Возможно, я уеду. Не стоит так огорчаться! У меня есть деньги, как ты знаешь, и мне пора начать самой заботиться о себе. Твоя семья была очень добра ко мне и позволила жить у вас в течение продолжительного времени, но я должна думать о будущем.
— Но уезжать одной! Это будет настоящий скандал! Ты не замужем, и ты…
— Ах, это лишь мысли… Я больше не буду говорить об этом. Пожалуйста, иди на вечер и передай мои извинения мадам Созерак.
Эсме поняла, что Кайла твердо решила не ходить на бал, и прекратила уговоры. Когда все ушли, в доме стало тихо. Лишь слуги исполняли свои обычные вечерние обязанности. Мучаясь от жары, Кайла вышла в сад. Над головой сияла полная луна, освещая террасу и цветочные клумбы, источающие благоухание. Шлейф длинного шелкового платья тянулся за Кайлой по каменной дорожке. Слышна была возня птиц в кронах деревьев, доносился отдаленный городской шум. Здесь было уютно и спокойно, но Кайла не зря обронила фразу об отъезде в разговоре с Эсме. Слишком долго она прожила здесь гостьей. Пора жить самостоятельно.
Но что ей делать? У нее сохранилась большая часть денег, которые она привезла из Англии, денег, полученных от Брета. Возможно, ей нужно навестить тетю Селесту и даже папу Пьера. Она послала ему некоторую сумму — инвестицию, как она написала в письме, чтобы он мог поправить свои дела на плантации.
Кайла рассеянно сорвала темно-розовую камелию и поднесла к лицу. Мягкие лепестки защекотали ей щеку. Луна светила так ярко, что было светло, как днем. Казалось, тишина и покой окутали сад.
Кайла опустилась на прохладную каменную скамью и закрыла глаза, наслаждаясь тишиной и покоем. Но постепенно состояние безмятежности стало таять, и на смену ему пришло предощущение чего-то такого, что должно скоро совершиться. Но что именно?
Кайла открыла глаза и осмотрелась. Все как было. Сад по-прежнему купался в лунном свете, благоухали цветы, и тишину нарушало лишь ее дыхание. Даже птицы перестали возиться в листве, даже ветер затих. Кайле вдруг стало холодно, и она поднялась, собираясь вернуться в дом.
Но едва она шагнула на дорожку, как от дерева отделилась тень и чья-то рука схватила ее за предплечье. Крикнуть ей не дала ладонь, зажавшая рот. Камелия упала к ее ногам, когда Кайла попыталась вырваться.
— Тихо, черт побери!
Кайла замерла. Сердце отчаянно забилось в груди, она боялась поверить своим ушам. Через мгновение тот же голос тихо прозвучал у самого ее уха:
— Не кричи, и я уберу руку.
Она кивнула и, в следующее мгновение почувствовав себя свободной, повернулась: Серебристый лунный свет отражался в черных волосах Брета, освещал его лицо, прищуренные глаза того же самого серебристого цвета смотрели на нее.
