Адель Эшворт - В сладком плену
— С чего ты взяла, что я отправился в Лондон из-за нее?
— Так это правда?
Ян молча смотрел на сестру какое-то время, уже не справляясь с растущим раздражением. Понизив голос, он сказал:
— Почему бы тебе просто не сказать, что тебя тревожит?
— Ты, Ян, ты меня тревожишь. — Она немного ссутулила плечи. — Чего ты хотел: добиться ее руки или погубить ее?
— Зачем ты задаешь мне такие вопросы? — огрызнулся Ян.
Ничуть не смутившись, Айви слабо улыбнулась и ответила:
— Потому что любовь и ненависть — это страсти, которые легко спутать, особенно когда подводит память.
Ян вскочил с канапе как ошпаренный. Он понятия не имел, причем здесь Айви, но когда сестра упомянула о прошлом и о темнице и дала понять, что кое-что знает о его намерениях по поводу Виолы и близости между ними, у него душа ушла в пятки. И невозможность взять ситуацию под контроль бесила его.
Подойдя на негнущихся ногах к окну, Ян уперся ладонями в раму и выглянул на недавно подстриженную лужайку внизу. Его племянник, Джеймс, которому было уже почти четыре, стоял рядом с отцом и двумя лакеями, слушая, как тот, с некоторым недовольством на лице, объясняет ему премудрости пользования уздечкой. Или что-то в этом роде. Внезапно мальчик расплакался, и в следующую секунду Рай подхватил его и посадил себе на шею. По всей видимости, тренировка на сегодня закончилась, ибо маркиз взмахом руки отпустил обоих лакеев. Потом, когда мальчик вытер слезы и прижался щекой к отцовской макушке, они направились к дому. Ян наблюдал, как Рай разговаривает с сыном, утешая его, пока они не прошли под окном и не скрылись из виду.
— Что ты там увидел?
Мечты, которые сбываются для других…
— Ничего, — сказал Ян, поворачиваясь к сестре. Он уперся бедрами в подоконник и скрестил на груди руки.
— Зачем тебе так срочно понадобилось меня видеть, Айви?
Она вздохнула и ответила:
— Меня беспокоят твои намерения касательно леди Чешир, и, разумеется, это не мое дело…
— Именно.
Айви посмотрела на брата, словно вот-вот начнет его распекать. Ян чуть не улыбнулся. Как же хорошо ему знаком этот взгляд. Слава Богу, что в его жизни есть Айви.
— Так вот, твои пассии меня не интересуют.
— Леди Чешир никому не пассия.
Губы Айви приподнялись в полуулыбке.
— Нисколько не сомневаюсь. Однако три недели назад я получила посылку из твоего дома в Стэмфорде. В ней было прелестное вечернее платье, темно-фиолетового цвета, с чудесной вышивкой на юбке, выстиранное и выглаженное.
Ян задумчиво нахмурился.
— И что?
— Оно не мое. — Айви прочистила горло и снова выпрямилась. — У вас прилежные слуги, ваша светлость, но, очевидно, они запутались в ваших дамах.
Платье Виолы. Ян вспомнил, что она была в нем, когда он забрал ее с Таррингтон-сквер и увез в рыбацкую хижину за городом. Виола воспользовалась одной из старых ночных сорочек Айви, а потом дневным платьем, в котором и уехала. Теперь Ян припоминал, что просил одну из молодых служанок вычистить вечерний наряд, попытаться отстирать пятна хереса с юбки — пятна, которые он сам и поставил. Очевидно, кто-то из слуг, не знавший о визите Виолы, решил, что Айви забыла дорогой вечерний наряд, когда последний раз была в Стэмфорде, и хочет, чтобы его ей вернули. А Виола ни словом ему не обмолвилась. Возможно, забыла или, что более вероятно, решила, что ему плевать на нее и ее платья. А может, просто хотела поскорее обо всем забыть. В любом случае из-за ошибки слуг сестра узнала о его позорных поступках.
— Но почему ты решила, что это платье принадлежит леди Чешир? — тихо спросил он.
Айви расплылась в гордой улыбке.
— Потому, мой дорогой братец, что я знаю хороших лондонских портних и навожу справки. Это уникальное и очень красивое платье. Будь оно моим, я бы хотела, чтобы мне его вернули.
Так вот в чем дело. Его умница сестра подергала за ниточки и получила ясную картину его похождений.
— Надеюсь, ты не сказала ничего… лишнего, пока вела расследование? — медленно проговорил Ян.
Она хмыкнула.
— Конечно, нет. Я просто сказала, что видела это платье на вечеринке, но забыла, на ком именно, и поскольку мне хотелось бы заказать наряд подобного фасона и у такой же хорошей швеи, я хочу поговорить с леди, которой оно принадлежит.
Ян глубоко вздохнул, провел ладонью по усталому лицу, потом встал прямо и вернулся на канапе. Рухнув на подушки, он посмотрел на самодовольно улыбавшуюся сестру.
— Только не говори, что вызвала меня сюда, просто чтобы передать ей платье.
— Нет, — тихо сказала Айви, и ее лицо снова сделалось серьезным. — Но, узнав, кто его хозяйка, я начала лучше понимать, что произошло с тобой пять лет назад, и встревожилась за тебя и твои намерения касательно леди Чешир. И тогда я вспомнила кое о чем, что нашли в темнице, когда Рай приводил ее в порядок.
Ян кивнул на книжечки у нее на коленях.
— Об этом?
Айви посмотрела на них.
— Они четыре года пролежали в сундуке у меня под крышей, Ян. Когда мы обнаружили их, прошло уже много времени после твоего освобождения. Мы могли лишь догадываться об их значении и решили, что лучше никого ими не тревожить и не возвращать их владелице. Она недавно потеряла мужа, а ее сын, новый барон Чешир, заслуживал жизни, свободной от жуткого прошлого родственников. Кроме того, мы не были уверены, что она не обратит их тебе во вред каким-нибудь немыслимым способом. Но, как видишь, у нас просто не поднялась рука их уничтожить.
Снедаемый любопытством, Ян тут же подался вперед и протянул руку.
— Дай их мне.
— Подожди, — сказала Айви, прижимая книжечки к груди. — Еще кое-что.
Ян не шелохнулся.
— Что?
— Прежде чем ты откроешь их, пожалуйста, знай, что мы не хотели ничего от тебя скрывать. Мы не защищали ни тебя, ни ее, мы просто хотели отпустить прошлое. И никто не видел этих книжек, кроме меня и Рая…
— Айви, ради бога…
Айви протянула ему книги и поднялась.
— Оставлю тебя с ними наедине. Когда будешь готов, я распоряжусь, чтобы Мэйсон приготовил тебе ванну, и пришлю поесть в твою обычную комнату. — Подарив ему на прощание улыбку, полную любви и тревоги, она добавила: — Подозреваю, что ты захочешь уехать в Лондон на рассвете.
С этими словами Айви повернулась и вышла из малой гостиной, закрыв за собой дверь.
Несколько долгих мгновений Ян, как завороженный, смотрел на книжечки. А когда разделил их, чтобы отдельно изучить каждую, заметил, что у него дрожат руки. Одна представляла собой нечто вроде журнала и дневника, а другая оказалась альбомом для набросков, который он и решил открыть первым.
