Селеста Брэдли - Когда она сказала «да»
— Однажды я убил человека. Воткнул ему в глаз его же собственный багор.
Взгляд сверкающих глаз немедленно пронзил его. Хорошо. Кровь и грязь немедленно привлекли ее внимание.
Рен ткнул пальцем в плечо, как раз над звездообразным шрамом.
— Конечно, это было после того, как он уже убил меня.
Она недоверчиво уставилась на него.
— Сначала он ударил меня багром. Я вырвал багор и воткнул в его толстый череп.
Иногда он воскрешал в памяти тошнотворный звук того удара, но эти подробности держал при себе.
— Потом я умер.
— Вы не умерли.
Рен спокойно встретил ее взгляд.
— Умер. И был воскрешен каким-то добросердечным ублюдком-доктором.
— Доктора — идиоты.
Рен фыркнул, услышав презрительную реплику Калли, повторенную мелодичным детским голосом.
— Да, я уже слышал.
— Так вы выжили, несмотря ни на что?
— Нет. Много недель я оставался на грани жизни и смерти. Много месяцев. Я и сам точно не знаю. Я был где-то в другом месте.
Теперь она полностью в его власти.
— И где вы были?
— Не могу описать.
Он никогда и не пытался. Не говорил ни одному человеку.
— Там было темно и холодно. Так холодно, что я словно оцепенел. И мне это нравилось.
— Да, оцепенеть лучше, чем… — кивнула Атти.
Лучше, чем чувствовать боль от убийства любимой сестры.
— Но потом я очнулся, и оцепенение прошло. Я был очень этим расстроен. Потом нашел зеркало. И мне совсем не понравилось увиденное.
Атти снова кивнула.
— Вы похожи на куклу, которая у меня была когда-то. Кас и Полл сожгли ее, когда устроили пожар в столовой, а Элли пыталась залепить дыры воском и бумажной массой. Она выглядела, как черт из ада!
Рен кивнул. Вполне справедливая оценка.
— Мое лицо тебя пугает?
Девочка презрительно усмехнулась.
— Меня ничего не пугает. Я зла на вас.
— Потому что я отнял Калли?
— Каллиопу. Только родные называют ее «Калли».
— Теперь я тоже родственник. Я ее муж. И, следовательно, твой брат.
Господи боже, неужели он только что признал это вслух?
Она выглядела столь же перепуганной, каким он себя чувствовал.
— Ничего подобного… вы… вы не что иное, как Портер!!!
Рен тяжко вздохнул, устало глядя на новую сестру.
— Ратти и Рен, сидящие в овечьем дерьме, посреди непонятно чего, в разгар ночи. Не будь я твоим братом, неужели оказался бы здесь, рядом с тобой?
Она раскрывала и закрывала рот как рыба, но было очевидно, что ответить ей нечего.
— Я рассказал эту историю, — продолжал он, — чтобы объяснить: ты не первая, кто пытался меня убить. Поэтому можешь даже не пробовать. Ничего не выйдет. Но мой огромный опыт подсказывает, что некоторые вещи не стоит принимать на свой счет. Я не затаю зла против тебя при условии, что ты не станешь еще больше расстраивать Калли своими глупыми выходками.
Рен встал и принялся стряхивать с брюк вонючую солому.
— Ратти, твои родные тревожатся о тебе, а меня тошнит от этого смрада. Если я прощаю тебя, вполне резонно, что твои родители, братья и сестры сделают то же самое. Поэтому втащи свой костлявый маленький зад на этого обжору-мерина, и едем домой. Я скучаю по Калли и хочу удостовериться, что с ней все в порядке.
Она не двинулась с места, и тогда Рен угрожающе шагнул к ней и показал на дверь.
— Иди. Немедленно!
Она послушно пошла к двери, прихватив по пути фонарь. Рен все еще поздравлял себя с умением обращаться с девчонкой, когда она ударила каблуками его лошадь, оставив его стоять в темноте рядом с овечьим хлевом.
Истинная Уортингтон…
Глава 35
Калли, пребывая между сном и бодрствованием, пыталась перевернуться на спину и потянуться, но тут же тошнотворная боль прострелила ее. И она не смогла пошевелиться. Чувствовала пальцы на ногах, могла коснуться ими простыни, но не было сил сесть.
Инвалид…
Она закрыла глаза и прошипела:
— Чертовы идиоты-доктора! Не верю ни единому слову!
И тут же услышала скрип, потом шаги. Сквозь сомкнутые веки проник свет. Открыв глаза, она увидела наклонившегося над огнем Рена. Он тут же выпрямился и заслонил ладонью пламя свечи.
— Калли!
Она старалась быть храброй, но тело вопило от боли. С губ сорвался всхлип. Рен подошел ближе, поставил свечу на пристенный столик и взял ложку с пузырьком.
— Опий облегчит боль, — пояснил он.
Ей не нравился вкус. Но она не могла вынести мук… поэтому открыла рот и проглотила ложку противно-сладкой жидкости. Хоть бы поскорее подействовало!
Она судорожно вцепилась в одеяло и стала ждать.
— У меня был очень странный день, — начал беседу Рен.
Калли недоверчиво фыркнула, но тут же задохнулась от боли.
— Расскажи… пожалуйста.
— Все началось, когда я сегодня утром вышел на прогулку…
Слушая его низкий голос, так спокойно рассказывающий о том, как она упала у его ног с мушкетной пулей в спине, как доктор доставал эту пулю, как изрекал мрачные предсказания… — «но ты сама всегда говоришь, доктора — идиоты», — и, как ни странно, о ее семье и исчезновении Атти.
Калли слегка пошевелилась:
— Атти пропала?
Рен успокаивающе погладил жену по щеке:
— Атти сейчас внизу, избавляет всех нас от пирожных, оставшихся после бала. Я настоял бы, чтобы она сначала вымылась, но потерял всякую власть в собственном доме.
Калли нахмурилась. Опий уже заволок дымкой ее сознание.
— Но куда она ходила? И как попала сюда?
Рен рассказал нелепую историю об Атти и мушкете и овечьем дерьме… нет, это был загон. Овечий загон. Она бы ни за что не поверила, но все это очень походило на манеры и выходки Атти. Кроме того, Рен никогда не преувеличивает. Последнее, очевидно, типичное свойство Уортингтонов.
— Так это ты ее нашел?
Рен слегка сжал ее руку.
— Это было не слишком трудно. Я просто представил, куда пошел бы, будь я маленьким маньяком-убийцей женского пола.
Но Калли не желала ничего слушать:
— Ты нашел ее и заставил вернуться? Никто не может принудить Атти. Разве что под дулом пистолета.
Рен поцеловал ее в лоб.
— Калли, я не запихнул ее в мешок и не перекинул через седло, если ты об этом спрашиваешь. Она удрала на моей лошади, оставив меня на пастбище. И мне пришлось бы чертовски долго брести домой, если бы не Дейд, который за мной прискакал.
Калли улыбнулась:
— Так вы с Дейдом поладили?
— Х-м-м-м. Мы согласились на временное перемирие. Я по-прежнему считаю его наглым хлыщом, но, познакомившись с близнецами, проникся к нему сочувствием.
