Сара Маклейн - Распутник
Он увидел тревогу в ее глазах, и какая-то его часть потянулась к ее мягкости, к ее нежности. То, что Пенелопа здесь, в его объятиях, и он может поведать ей свою историю, само по себе благословение свыше. Словно она может своей тревогой и любовью спасти его.
Да только его уже давно не спасти, а она не заслуживает такой жизни, полной греха и порока. Она заслуживает лучшего. Куда лучшего.
Майкл пожал плечом:
— Мы быстро поняли, когда нужно драться, а когда бежать.
Она протянула руку и нежно прикоснулась к его разбитой губе.
— Ты до сих пор дерешься.
Он усмехнулся, и голос его зазвучал мрачно:
— Я давным-давно ни от кого не убегаю.
Ее взгляд метнулся к окну. На улице стояла глухая темная ночь, и свечи в комнате уже почти догорели.
— А «Ангел»?
Он взял один ее длинный белокурый локон, пропустил его между пальцами, наслаждаясь шелковистостью.
— Четыре с половиной года спустя мы с Темплом усовершенствовали наш бизнес... перемещали игру в кости с места на место в зависимости от игроков, и как-то ночью нас окружили двадцать или тридцать мужчин, делавших ставки. В карманах у нас была куча денег, и мы оба понимали, что нам очень скоро придется прекращать игру, иначе нас ограбят. — Он отпустил локон и провел большим пальцем по ее щеке. — Я никогда не умел вовремя остановиться. Всегда хотел сыграть еще разочек, еще раз бросить кости.
— Ты тоже делал ставки?
Он посмотрел ей в глаза, желая, чтобы она хорошо его услышала.
— За девять лет я не поставил ни единой монеты.
В ее взгляде вспыхнуло понимание. И гордость.
— С тех пор как проиграл Лэнгфорду.
— Но игровые столы по-прежнему взывают ко мне, тут ничего не изменилось. Кости не утратили своего соблазна. А когда крутится колесо рулетки... я всегда мысленно угадываю, где оно остановится.
— Но ставки больше не делаешь.
— Нет. Но обожаю смотреть, как это делают другие. Той ночью Темпл сказал несколько раз, что нам нора уходить. Что пахнет жареным. Но я хотел поиграть еще часок. Или два. Еще раз бросить кости. Собрать ставки. Услышать, сколько должно выпасть очков. — Он погрузился в воспоминания. — Они явились неизвестно откуда, и нам следует сказать спасибо, что у них были дубинки, а не пистолеты. Игроки разбежались, как только запахло жареным, но их бы все равно никто не тронул.
— Им нужны были вы, — произнесла Пенелопа едва слышным шепотом. Майкл кивнул:
— Им нужна была наша выручка. Тысяча фунтов. Может, даже больше.
Больше, чем следует иметь с собой, выходя на улицы.
— Мы дрались изо всех сил, но нас было двое против шестерых... а казалось, что против девятерых. — Он едва слышно засмеялся. — Скорее даже против девятнадцати.
Пенелопу это не рассмешило.
— Следовало просто отдать им деньги. Жизнь дороже.
— Моя умная жена. Жаль, что тебя там не было. — Ее лицо побелело. Майкл быстро чмокнул ее. — Я здесь. Живой и здоровый, к несчастью для тебя.
Она замотала головой. Ее настойчивость делала с ним что-то странное.
— Не смей этим шутить. Что случилось дальше?
— Я думал, с нами уже покончено, как вдруг непонятно откуда вылетела карета, а из нее выскочил чуть не батальон мужчин, сложением напоминавших Темпла. Они приняли нашу сторону, победили наших противников, а когда негодяи кинулись прочь, поджав хвосты, нас с Темплом швырнули в карету и повезли к нашему спасителю.
Пенелопа соображала очень быстро.
— К Чейзу.
— Владельцу «Падшего ангела».
— Чего он хотел?
— Деловых партнеров. Кого-то, кто может управлять играми. Кого-то, кто будет заниматься охраной. Людей, разбирающихся как в блеске, так и в вульгарности аристократии.
Пенелопа шумно выдохнула.
— Он спас тебе жизнь.
Майкл погрузился в воспоминания о той первой встрече, когда он понял, что получил шанс вернуть утраченное.
— Именно так.
Она наклонилась и поцеловала его распухшую губу, а потом лизнула ее язычком. Чего он определенно не заслуживал.
Сжав кулак, он оторвался от ее губ, безнадежно мечтая целовать ее и дальше. Но он не мог позволить ей — не мог позволить себе — и дальше забывать, кто он такой на самом деле... что он такое.
— Я потерял все, Пенелопа. Все. Деньги, земли, содержимое моих домов... домов моего отца. Потерял все, что напоминало мне о них. — Наступило долгое молчание. Затем он тихо добавил: — Я потерял тебя.
Она склонила голову набок, пригвоздив его взглядом к месту.
— Ты восстановил все это, Майкл. Удвоил. И даже больше.
Он покачал головой:
— Только не самое главное. Уважение. Место в обществе. Все то, что я должен дать жене. То, что должен дать тебе.
— Майкл...
Он услышал осуждение в ее голосе, но проигнорировал его.
— Ты меня не слушаешь. Я не тот человек, который тебе нужен. И никогда им не был. Ты заслуживаешь того, кто не совершил моих ошибок. Того, кто обеспечит тебе титулы, респектабельность, благопристойность и совершенство. — Он помолчал, почти с ненавистью ощущая, что она оцепенела в его объятиях, не желая признавать правду. А затем посмотрел ей в глаза, заставив себя произнести остальное: — Мне жаль, что я не тот человек, Шестипенсовик. Но я не он. Разве ты не видишь? У меня ничего этого нет. Нет ничего, достойного тебя. Ничего, что сделает тебя счастливой.
— Но почему ты так думаешь? — спросила она. — В тебе есть столько всего... гораздо больше того, что мне может потребоваться.
Этого недостаточно.
Он потерял больше, чем когда-либо сможет обрести.
Пусть у него будет сотня домов, денег в двадцать раз больше, чем сейчас, любая роскошь — этого все равно будет недостаточно. Потому что это не сотрет его прошлое, его безрассудство, его неудачу.
И никогда не сделает его человеком, которого она заслуживает.
— Если бы я не вынудил тебя выйти за меня замуж... — начат он, но Пенелопа его перебила:
— Ты ни к чему меня не принуждал. Это я тебя выбрала.
Он покачал головой.
— Ты что, в самом деле не понимаешь? Почему-то ты думаешь, что, потеряв состояние, ты потерял и респектабельность. Но что такое состояние? Всего лишь деньги и земли, накопленные поколениями других людей! Это их достижение. Их честь. А не твоя. Ты... — Он услышал в ее голосе благоговение. Увидел искренность ее чувств в голубых глазах. — Ты сам создал, свое будущее. Ты сделал из себя настоящего человека!
Очаровательно, сентиментально, романтично, но ошибочно.
— Ты имеешь в виду человека, похитившего свою жену под покровом ночи, заставившего ее выйти за себя, использовавшего ее ради земли и мести, а потом... сегодня ночью... раздевшего ее догола в самом легендарном лондонском игорном аду?
